По скорбному пути. Воспоминания. 1914–1918

Быстрым шагом, почти бегом вышли мы с правой стороны деревни N, если повернуться лицом к противнику. Видя это, 2-й батальон двинулся левее ее, а 3-й батальон остался в деревне. Таким образом, с невероятной быстротой наш полк развернулся для боя. И было вовремя, потому что едва роты начали рассыпаться в цепь, как раздался гром орудий. С бешеным воем пронеслись над нашими головами несколько снарядов и почти одновременно с треском разорвались несколько позади нас и низко над землей. Белые облачка шрапнелей и замечательная меткость первого орудийного залпа указывали на то, что перед нами были регулярные германские войска. Впервые нам приходилось встретиться на полях сражений с германцами. Слава об их жестокости и упорстве в бою была известна не только офицерам, но и солдатам. Потому давно уже не было в измученных солдатских сердцах такого мощного боевого порыва, как в этот раз, когда приходилось помериться силами с грозным непобедимым врагом. Рассыпавшись в цепь под сильным артиллерийским огнем, наш полк начал наскоро окапываться. Были уже убитые и раненые. В это время из опушки леса вышли густые колонны противника и начали стремительно наступать на нас. Расстояние было небольшое, около версты. Вдоль нашей линии глухо затрещали выстрелы. Капитан Шмелев обходил позицию нашего батальона и шутками и веселыми замечаниями поддерживал бодрое настроение солдат. Известный читателю молодчина пулеметчик Василенко уже установил свой пулемет как раз посредине нашей роты и спокойно выжидал, как охотник свою добычу, пока враг подступит ближе. Загрохотала, наконец, и наша артиллерия. Снаряды, и наши, и неприятельские, как ураган носились над нашими головами. Облачка наших шрапнелей окутывали наступавшие колонны врага, нанося ему большие потери, но они, подобно волнам, неслись на нас. Настойчивость и бесстрашие противника начинали нервировать наших солдат; чаще и чаще трещали ружья. С замиранием сердца я следил в бинокль за наступлением врага. Уже нас отделяло расстояние только в несколько сотен шагов. Сквозь орудийную и ружейную пальбу доносились уже крики шедших в атаку германцев. Артиллерийский огонь противника достиг своего крайнего напряжения. Тяжелая артиллерия присоединилась теперь к легкой, и кучи снарядов рвались в воздухе, рыли землю вокруг наших неглубоких окопов, наполняя воздух вонючим, едким дымом и каким-то адским громом, треском и визгом. Казалось, в несколько минут все будет уничтожено этим убийственным огнем, и изуродованные, разорванные на части люди смешаются с землей… Уже стал ослабевать ружейный огонь наших цепей, подавленный ураганным огнем врага. Еще несколько минут непрерывного боя, и гибель была бы неизбежна. Остатки наших бойцов были бы переколоты нахлынувшими германцами. Но в этот момент один за другим, словно по команде, заработали наши пулеметы, молчавшие до этого времени для того, чтобы поближе подпустить противника и тем вернее поразить его в критическую минуту атаки. Эффект был полный. Уверенные в том, что артиллерийский огонь уничтожил наши окопы и вместе с ними нас, защитников, германцы заметались от этого неожиданного, губительного пулеметного огня. Воодушевленные этим внезапным успехом, наши цепи снова открыли жаркий огонь. Наша артиллерия тоже не жалела снарядов и опустошала ряды упорного врага. Наконец, германцы не выдержали этого жестокого огня и залегли недалеко от наших окопов. По всему фронту атака германцев была отбита с огромными для них потерями. Воодушевление наших войск не поддается описанию. Солдаты выскакивали из полузасыпанных снарядами, наскоро сделанных окопчиков и расстреливали растерявшегося противника. В порыве охватившего всех боевого энтузиазма наши сильно поредевшие цепи бросились на ошеломленного врага. Германцы открыли страшный ружейный и пулеметный огонь; особенно много было у них пулеметов, которые трещали без умолку пули, подобно свинцовому ливню, засыпали нас, образуя один какой-то сплошной визг и свист. Не отдавая себе отчета в том, что происходит вокруг, я бежал немного позади роты. Убитые и раненые падали и в невыразимых муках корчились на земле. Но воспаленное боевой горячкой воображение не воспринимало глубоко творившегося вокруг ужаса человеческой бойни. Затуманенный, лихорадочный взгляд лишь мельком скользил по застывшим, остававшимся позади нас трупам павших героев. Мы ничего не видели, ничего не слышали вокруг себя и, точно опьяненные, бежали туда, где трещали ружья и пулеметы и где уже ясно виднелись германские каски… Уже близко… Вот он, этот страшный надменный враг… Еще немного… Понеслось по цепи «ура!». Вдруг огонь противника сразу затих, и германцы, бросая оружие и пулеметы, обратились в бегство. Почти в тот же момент оставшаяся в живых горсть храбрецов вскочила в их неглубокие, тоже наспех вырытые окопы. В окопах с окровавленными повязками на ногах, на руках и на голове лежало несколько раненых германцев. Остервенелые солдаты с исказившимися от злобы лицами бросились к ним с винтовками в руках, намереваясь их заколоть, и только сердитый окрик прапорщика Муратова, находившегося поблизости, спас этих несчастных от неминуемой гибели. Около окопов валялись пустые гильзы, целые пачки с боевыми патронами, каски, обрывки бинтов, несколько ружей и даже четыре пулемета.