По скорбному пути. Воспоминания. 1914–1918

Неожиданная, блестящая победа над грозным врагом вскружила нам всем голову. Какой-то суеверный инстинктивный страх перед германскими полчищами, про которые у нас в полку ходили разные преувеличенные, отчасти даже нелепые слухи, теперь, после поражения германцев, рассеялся как туман. Правда, они проявили в бою большое упорство, и необычайная сила и меткость их артиллерийского огня едва не решили исход боя, но все же они не выдержали стремительного натиска наших войск и бежали…

Однако нельзя было зевать. Каждую минуту враг мог оправиться и перейти в контрнаступление. В ожидании распоряжений капитана Шмелева о дальнейших действиях, я приказал своей роте залечь в германских окопах, а сам, став на одно колено, непрерывно наблюдал в бинокль за противником. День стоял солнечный и теплый, как летний, и только пустынные серые поля и обнаженные деревья и кусты небольших, разбросанных по холмам перелесков напоминали об осени. Вправо и влево от нас еще кипел бой. Среди рокочущей ружейной перепалки и артиллерийской канонады, отчеканивая каждый удар, строчили, как швейные машины, пулеметы. Между тем враг не дремал. Вскоре я с беспокойством заметил впереди во многих местах холмистой местности густые колонны германцев. Сомнения не было: противник опять перешел в наступление большими силами. Недалеко от меня бравый пулеметчик Василенко со своими помощниками уже устанавливал свой пулемет, а левее его в нескольких десятках шагов возился над германскими пулеметами прапорщик Муратов, хорошо знакомый с пулеметным делом. Несколько снарядов на удар сделали небольшой перелет и с грохотом разорвались, подняв фонтаны черной земли. Запели на разные лады осколки и с коротким, глухим стуком рассыпались по сторонам. Со второй очередью снаряды легли около самых окопов, и вслед за этим снова начался адский артиллерийский огонь. Гранаты с оглушительным грохотом, сливаясь с громом канонады, взрывали землю вокруг наших окопов. Некоторые снаряды попадали в самый окопчик, занятый каким-нибудь солдатиком, но после взрыва на месте окопчика оставалась лишь небольшая воронка, а тело несчастного героя, разорванное на мелкие части, разлеталось вокруг вместе с комьями земли. Шрапнели непрерывно рвались низко над головой, и сквозь их густые облака дыма зловеще сверкали огненные языки. А впереди густыми колоннами, как туча, надвигался противник… Казалось, мы были обречены на гибель. Солдаты – эти безответные герои, измученные тяжелым ночным переходом и непрерывным боем с самого утра, не в состоянии были больше оказать серьезного сопротивления многочисленному врагу. Весь запас энергии был израсходован, и только свежие значительные подкрепления могли спасти положение. Но мы все хорошо знали, что позади нас в резерве никого нет. Давно у меня на душе не было так скверно, как в эту злополучную минуту. Я лежал в сыром неглубоком окопчике, не смея пошевелиться и ожидая каждое мгновение быть разорванным на части каким-нибудь германским снарядом. Комья земли больно ударяли меня то по спине, то по голове; сильные порывы воздуха от частых взрывов били в лицо, стесняя дыхание, а осколки, как назойливые мухи, визжали и стонали вокруг… Казалось, жизнь и смерть оспаривали друг у друга каждую пядь земли. Но, несмотря на этот адский огонь, от которого не было никакой защиты, солдаты, верные своему долгу, лежали в своих полузасыпанных окопчиках и безропотно ожидали своей участи, готовясь дать врагу последний решительный отпор. Это были еще наши славные, испытанные в боях части, не знавшие поражения. Положение с каждой минутой становилось серьезнее. Враг приближался. Наша артиллерия делала отчаянные усилия остановить его своим огнем. Но германские снаряды, корректируемые с воздушного шара, очень похожего на колбасу, всюду нащупывали наши батареи, и потому им часто проходилось менять свои позиции. Но вот огонь нашей артиллерии внезапно прекратился. Сердце мое дрогнуло от тяжелого предчувствия. «Мы погибли… Артиллерия отступает!..» – промелькнуло у меня в голове. В этот критический момент какой-то солдатик, то припадая к земле, то снова поднимаясь, как только рев снарядов немного затихал, бежал по направлению к моему окопчику. Добежав до меня, солдатик почти упал на землю. Лицо его, на котором выступали крупные капли пота, было бледно, как стена, руки его дрожали, а по левой щеке, смешиваясь с каплями пота, сбегала струйка крови. Это был Сумочка – вестовой капитана Шмелева.

– Ты что, ранен?

– Немного зацепило, ваше благородие… Командир батальона приказали сейчас отступить вот к тому леску.