По следам Гиены

— Потянулись счастливые дни. Дьявол пытался строить нам козни, насылал штормы, но силы его без жертв быстро иссякли, и на несколько лет он оставил нас в покое. Вот только Барракуда уже изменился… Он теперь не был тем же отвязным парнем, какого я встретил когда-то на улочках Гамильтона, он стал серьезным, взрослым мужчиной, очень рассудительным и очень печальным. Он часто твердил, что не хочет всю жизнь носиться по морям, мечтал о тихом счастье у огонька и, наконец, нашел его. В одном городке, на самой его окраине, проживала прелестная, чуткая и добрая, заботливая девушка. Мы проплывали мимо, когда Барракуда завидел ее и приказал пристать… Не буду утомлять подробностями, они полюбили друг друга и старина Рик, наконец, зажил так, как мечтал — тихо и спокойно, с любимой женой рядом. Мы продолжали путешествовать на «Гиене», но без капитана было скучно, а нового избрать мы так и не смогли — никто не казался достойным. Мы часто подходили к берегу, где жил Рик. Я, на правах старого друга, бывал в гостях у него и его жены, и я же, по просьбе Барракуды, стал крестным отцом его первенца — крепкого малыша, которого он нарек Домиником, — заметив, как вздрогнул Конте-старший, старый пират улыбнулся, — Он говорил, что коли уж он всю жизнь свою прожил безбожником, так пусть же сын его Бога слышит[12]. Я спорить не стал — имя мне понравилось. Малыша крестили в местной церквушке, капитан зажил далее с женою и сыном, а я отправился в море. Когда я вернулся, детей у Рика было уже двое — спустя несколько лет после первого, жена подарила ему еще одного сына. Его назвали Ричардом, Барракуда говорил, что это мужественное, сильное имя, и что мальчик, пусть он и младше брата, наверняка станет опорой и поддержкой Доминику… — взгляд выцветших глаз упал на младшего из братьев Конте. Дик, словно стремясь подтвердить слова старика, шагнул вперед, кладя руку на плечо брату.

— Мы опять отправились в море, — продолжил Денби, — Но на этот раз отошли недалеко. Меня словно что-то гнело, меня тянуло вернуться обратно, к Рику, я чувствовал, что должен защитить его… Хотя и не мог понять, от чего. Увы, не смотря на все мое рвение, я прибыл излишне поздно… — плечи рассказчика поникли, — Когда я сошел на берег, когда зашел в знакомый дом, я обнаружил старину Рика в полном одиночестве, обнимающего детей, со слезами на обветренном лице. Он рассказал мне, что не далее, как утром этого дня жену его, вышедшую на берег моря, вдруг захлестнула огромная волна и, не успел он опомниться, как берег опустел. Барракуда был отличным пловцом, он бросился за нею в воду, он пытался спасти ее, он звал, кричал до хрипоты… но все было напрасно. Тогда, обнимая детей, плача, он признался мне, что, возвращаясь на берег, среди грохота волн он услышал знакомый шипящий голос, повторяющий лишь одно слово. «Месть». Я понял, что дьявол вернулся, что проклятый мокой вновь решил взяться за Барракуду, и предложил ему снова подняться на корабль, забрав сыновей с собой, говорил, что на «Гиене»-то мы всяко удерем от этого чудовища… Рик был разбит, почти ничего не соображал и, должно быть, именно поэтому согласился. Он взошел на борт шхуны, он вновь занял свое место среди матросов, и команда встретила его радостными криками. Детей капитана матросы полюбили как собственных — они играли с малышами, они заботились о них, они оберегали их, и готовы были своими телами закрывать их от любой опасности. Мы с Риком, посовещавшись, решили не пугать пока суеверных моряков, и не сказали им всей правды, лишь сообщили, что дети могут подвергаться опасности, как и их отец. Матросы поклялись, что защитят их ценой жизни…