— Моя затея имеет смысл только в том случае, если она будет связана не только с чисто конструкторской, исследовательской работой в нашей области, но и с реальной научной работой. Не надо забывать, что мы в конечном счете только слесари-инструментальщики. А чтобы усовершенствовать инструмент, он прежде всего должен находиться в работе. В настоящей работе, а не в худосочной, тепличной модели, сконструированной нами. Работе достаточно сложной, многоплановой…
— Ну, спасибо за ликбез… А что помешает тебе заняться такой работой у нас?
— А как вы реально представляете себе это?
— Да как тебе заблагорассудится.
— А все-таки?
— Ну, сколотишь себе группу где-нибудь в одном из наших НИИ или КБ, тут уж я тебе помогу, и занимайся на здоровье своими проблемами.
— Боюсь, что вы не совсем поняли меня, Николай Аристархович. Я ведь уже сказал — нужна реальная научная работа, и далеко не всякая. Наверно, можно и в Москве найти подходящую тему, но ведь это опять-таки будет чужое ведомство, а не ваше. Это первое. Второе — сколотишь группу. Из кого? Снова искать людей, обучать их — сколько времени это займет? А в Долинске у меня такие люди есть. Третье, — безжалостно бил Русаков, — я сам должен разбираться в этой научной теме, и не по-дилетантски, а по-настоящему, быть на одном уровне с теми, для кого буду работать. Сколько времени мне понадобится для этого? Два-три года самое меньшее. А в Долинске я уже три года занимаюсь их наукой и не хвалясь скажу, что неплохо разбираюсь в ней. И, наконец, четвертое — там уже многое сделано нашими собственными силами, первые кирпичики в фундамент заложены. Стоит ли бросать это строительство и затевать новое?
— Все? — спросил Патриарх.
— Пока да.
— Логично, ничего не скажешь… Через твой частокол и мышь не проскочит.
Патриарх встал, прошелся по кабинету и вдруг сказал:
— А ну-ка, садись в мое кресло.
— Зачем? — удивился он.
— Садись, садись!
Русаков, пожав плечами, пересел в его кресло, подвигал длинными ногами под столом.
— Удобно? — спросил Патриарх.
— Ничего.
— Ну, тогда посиди, а я тут пристроюсь, — он сел на место Русакова. — Посиди и представь на минуту, что ты заместитель министра. А я тебе выложу свои во-первых, во-вторых и в-третьих. Итак, ты просишь два с половиной — три миллиона?
— Да.
— А где я их тебе возьму? Ведь я даже не министр, а всего лишь заместитель. А есть еще и Совет Министров и Госплан, там счет ведут не только миллионам, но и рубликам. Выделить миллионы для исследовательской работы в своем министерстве — это очень и очень можно обосновать, и выделяются эти миллионы. Но как объяснить, что такие деньги должны пойти в другое министерство?
— Логически. В конечном итоге вся эта работа в первую очередь пойдет вам же на благо.
— «Логически… В конечном итоге… И нам на благо…» — повторил Патриарх, качая головой. — Во-первых, когда это в конечном итоге?
— Года через три-четыре.
— Ага… Ну ладно. А почему нам на благо?
— А вы сомневаетесь в этом?
— А почему я не должен сомневаться? — простодушно спросил Патриарх.
Русаков обескураженно молчал.
— Ну, скажи — почему? Кто ты такой? Нетитулованный инженер, мальчишка. Почему я, скажем, лицо стороннее, решающее судьбу твоего проекта, должен тебе верить?
— Логично… Однако вы готовы доверить мне эти деньги, если я буду работать у вас?
— Да-с, — лучезарно улыбнулся Патриарх, — на это я готов пойти. Но ведь я буду уверен, что ты работаешь на меня, а не на чужого дядю. Я семижды семь раз проверю тебя и, чуть что не по мне, вызову на ковер, отчитаю, пропесочу, прикажу, что сочту нужным, уволю, наконец, за Можай загоню, денежки отберу да и просто не дам больше, не все же сразу ты их получишь… А как я тебя проверю, если ты будешь сидеть у себя в Долинске, под неподвластным мне хозяином? Да ты, если захочешь, на порог к себе меня не пустишь, твои автоматчики меня живо под белы ручки возьмут и отвезут в комендатуру. Есть там у вас автоматчики?
— Есть, — нехотя улыбнулся Русаков.
— Ну и что, логично я рассуждаю?
— Очень даже.
— Вот видишь, — вздохнул Патриарх, — какая это опасная штука логика.
— Ну а лично вы, Николай Аристархович Веденеев, мне верите?
— Да я-то верю, дорогой мой…
— Вам не поверят?
— И мне, может быть, поверят — в пределах разумного, конечно. Только миллионы-то под честное слово не даются. Ты и не представляешь, что это значит — добыть такие деньги, пусть даже на дело архинужное и сверхнеобходимое. Ведь эти деньги за счет кого-то надо брать, не одного ущемить. Такие вопли подымутся — святых выноси. И для кого, главное? В лучшем случае добуду я для тебя три-четыре сотни тысяч под какой-нибудь состряпанный договорчик, да разве это тебя устроит?
— Нет, — сказал Русаков.
— И со своими деньгами ты ничего не сделаешь.
— Да, почти ничего, — невесело согласился он. — И что же, никакого выхода нет?
— Только тот, о котором я тебе говорил.
— Это не выход. Вы же ничем мою логику не опровергли.
— Да нечем мне ее опровергать, голубчик, нечем… Как и тебе мою.
— Да, и мне тоже. Жаль.
— Подумай еще, а? — попросил Патриарх.
— Нет, — твердо сказал Русаков.
На том и расстались.