По собственному желанию

— А я знаю, Иннокентий Дмитриевич. До неприличия мало.

— Дело не в количестве, а в качестве.

— Будто бы? — слегка усомнился Патриарх.

— Но ведь те средства, которые идут на расширение этого завода, можно отдать тем же минчанам!

— А если нельзя? Вы хороший инженер, Иннокентий Дмитриевич, но неважный экономист, — мягко сказал Патриарх. — Минский завод, кстати, тоже расширяется. Но это, по нашему замыслу, завод будущего, его за год не построишь. Строят-то ведь люди, Иннокентий Дмитриевич. И работать на нем тоже будут люди. А где их брать? В Минске с рабочими ресурсами большая проблема. А в П. значительно легче. Есть кому строить, будет кому работать.

— Но ведь можно и там разработать, другую модель, не одноадресную.

— Можно, конечно, со временем, видимо, так и будет. Но машины нужны сейчас, Иннокентий Дмитриевич. Дорого яичко ко Христову дню… Как видите, не все так просто. Мы, кстати, все это очень долго обсуждали, немало копий было поломано. И были, кстати, другие моменты, заставившие нас принять такое решение.

— Жаль, — сказал Русаков. — Выпускать заведомо отсталую технику…

— Жаль, — согласился Патриарх. — И машины жалко, и людей. А что делать?

Помолчали. Русаков вопросительно взглянул на него: «Можно идти?»

— У меня к вам просьба, Иннокентий Дмитриевич… Не сочтите за труд посмотреть этот проект и высказать свое мнение.

Он дал ему папку.

— Когда нужно сделать?

— В сроках я вас не ограничиваю, но желательно побыстрее.

— Хорошо.

— Если вам понадобятся дополнительные данные, вы их получите, я распоряжусь.

Русаков кивнул.

Это была проверка, и Русаков ее блестяще выдержал.

Проект был сложен, противоречив, обсуждался в министерстве давно, и решение по нему было, по существу, уже принято.

Патриарх полагал, что Русакову понадобится не меньше месяца, чтобы разобраться в нем. Русаков явился чуть ли не через неделю.

Если бы Патриарх умел свистеть, он наверняка присвистнул бы.

Откуда этот мальчик успел так много узнать? Патриарх спросил его об этом.

— Я шесть лет занимаюсь вычислительной техникой.

— А сколько же вам сейчас?

— Двадцать четыре, — с досадой ответил Русаков.

«И только-то? — чуть было не спросил Патриарх (выглядел Русаков старше). — Еще очко в вашу пользу, Иннокентий Дмитриевич…»

Он еще раз подумал, что неплохо бы взять этого мальчика к себе. Дать ему группу в каком-нибудь НИИ или КБ, пусть мудрит, экспериментирует, наверняка выдаст что-нибудь дельное. А впрочем, к чему спешить, надо присмотреться, не бенгальский ли это огонь…

Патриарх стал приглашать Русакова на министерские совещания, даже на коллегию. Русаков слушал, принародно помалкивал, а потом наедине выкладывал Патриарху, бывал резок, чересчур категоричен, порой просто упрям, но все по делу, и что нравилось Патриарху — умел мальчик на лету схватить суть проблемы, не отвлекаясь на мелочи, которых на пространных обсуждениях бывало куда как много. И в статьях своих Русаков был точен, предельно объективен. Огонь явно был настоящим…

«Надо брать», — решил Патриарх и, ничего не говоря Русакову, стал присматривать для него место.

О возможности отказа он даже не задумывался.

37

Русаков опередил его. Он явился к нему в конце рабочего дня и попросил уделить полчаса. И выложил ему свой феерический проект о создании образцовой межведомственной АСУ.

Патриарх молча выслушал.

— Ну что ж, идея в принципе неплохая, — сказал он наконец.

В сущности, эта идея мало чем отличалась от его собственной. С одной, конечно, поправкой — она должна быть осуществлена в его, Патриарха, ведомстве. «Ничего, я его живо уломаю».

— Очень неплохая идея. Нечто подобное и мне приходило в голову. Да вот закавыка — как я тебе дам деньги, если ты не у нас работаешь?

— Не знаю, — сказал Русаков, — я еще не был заместителем министра.

— Не был, говоришь? — посмеялся Патриарх. — Может, и станешь еще, чем черт не шутит. Может, даже мое кресло займешь. Ладно, давай без шуток. Есть ведь другой вариант.

— Какой?

— Тебе перебраться к нам.

— Нет, — ответил Русаков, почти не задумываясь.

Патриарх молчал.

— Нет, Николай Аристархович, — повторил Русаков.

— Почему?

— По многим причинам. Во-первых, у меня есть обязательства перед институтом и людьми, с которыми я работаю. И пока я эти обязательства не выполню, я не смогу уехать из Долинска.

— И… сколько же времени для этого понадобится?

— Года три.

— Та-ак…

Патриарх, прежде всего человек дела, уважал и ценил обязательных людей. Но сейчас был не тот случай, когда его радовало это.

— Ладно, об этом мы еще поговорим, может, и придем к какому-нибудь… компромиссу.

— Вряд ли, — твердо сказал Русаков.

— Ну, не спеши, не спеши… Какие еще причины?

Русаков медленно заговорил, тщательно взвешивая слова: