По собственному желанию

И этому как будто находилось простое объяснение, — Ольга вообще была спокойной, сдержанной, как и все они, Русаковы. Это у них, видимо, родовое, от отца, Дмитрия Иннокентьевича, и, наверно, от многих поколений ее сибирских предков. И теперь, спустя десять лет, эта сдержанность перекрывала в его воспоминаниях все. Но ведь было же, наверно, и что-то другое, должно быть! Но, видно, он слишком оберегал себя, свою память в эти годы. Ведь, в сущности, он никогда не вспоминал об Ольге, в этом как будто и не было необходимости. Зачем вспоминать, если она всегда, даже мертвая, жила в нем? Уж в этом-то сомневаться не приходится. Разве в эти десять «смертных» лет она оставляла его? И все же, оказывается, ему почти нечего о ней вспомнить…

Это было странно, но так было. Он почему-то даже не удивился этому. Он уже ничему не удивлялся, начиная понимать, что сам предал Ольгу, свою любовь к ней. Предал тем, что не осмелился признать свою вину в ее гибели, что всячески лгал себе, пытаясь забыть эти кошмарные двое суток, когда она умирала. Тогда, десять лет назад, это казалось естественным. Надо было выжить, и для этого все средства были хороши.

Ну что ж, он выжил. И живет с тех пор уже десять лет. Зачем, для чего живет? Сначала просто жил, ожидая, когда утихнет боль и мертвая Ольга отпустит его. Потом как будто появилась цель — продолжить начатое вместе с ней, найти на Бугаре касситерит. Казалось, что если на карте появится прииск «Ольга», ее смерть хоть как-то будет оправдана. И он стал добиваться возобновления поисковых работ. Давай-ка вспомни и это, Георгий…

18

Все началось с материалов покойного Климашина. Тот, по-прежнему утверждая, что должен быть на Бугаре касситерит, перед смертью честно собрал воедино все «за» и «против». И ты стал разбираться в его бумагах. Но как? Доводов «против» было не так уж и мало, но кое-что ты отмел сразу, почти не задумываясь. Они показались тебе несущественными. Возможно, таковыми они и были, но проверять ты почему-то не стал. Тебя завораживала уверенность Климашина… Потом, при разработке алгоритма для машины, ты походя отмел еще несколько сомнительных пунктов. Ты искренне считал — это мелочи, не стоящие внимания. Ладно, допустим, что тут тебя винить особенно нельзя. Но вот уж в чем ты точно виноват, вспомни-ка…

Кирпичников в своей методике все геологические структуры свел к четырем основным типам, бегло оговорив: «Видимо, все данные — с незначительными коррективами — можно свести к одному из четырех приведенных выше алгоритмов». Георгий, занявшись программой, вскоре зашел в тупик — два массива данных никак не хотели укладываться ни в одну из «постелей» Кирпичникова. Прокорректировать их, по совету Кирпичникова, можно было, но даже с большой натяжкой эти коррективы нельзя было назвать незначительными.

И Георгий снова отправился за помощью к Кенту.

В Долинск он приехал в воскресенье после обеда. Кент спал. Наташа, подурневшая и постаревшая, встретила Георгия без обычной приветливости.

— У вас ничего не случилось? — осторожно поинтересовался Георгий.

— Нет, ничего, — бесцветным голосом отозвалась Наташа, не глядя на него.

— А чего ты такая кислая?

— Ничего я не кислая! — с необычным для нее раздражением сказала Наташа. — Просто устала. День на работе, утром и вечером по дому крутишься. В магазин сходить и то проблема: Сашка один не остается, с собой брать — быстро устает, начинает капризничать.

— А Кент что, совсем не помогает?

— Да когда ему? Я его почти не вижу.

Они просидели на кухне два часа. Потом вышел Кент с помятым от сна лицом, без всякого выражения, хрипло сказал, протягивая руку:

— А, гость залетный… Здравствуй.

На Наташу он взглянул мельком, пошел умываться. Она молча приготовила чай и ушла к проснувшемуся Сашке. Кент, равнодушно осведомившись у Георгия о новостях, тут же спросил:

— Ты по делам?

— Да, — неловко отозвался Георгий, — надо бы посоветоваться.

— Пошли ко мне.

Сашка, увидев Георгия, заулыбался, потянулся к нему из кроватки. Георгий подошел, коснулся губами его волос, хотел задержаться на минуту, но, чувствуя спиной взгляд Кента, обернулся. Кент стоял, держась за ручку двери, с большой кружкой чая в руке и демонстративно ждал.

— Я потом к тебе приду, ладно? — сказал Сашке Георгий и пошел за Кентом в его кабинет.

— Видишь, какое дело, — начал Георгий, когда они сели, — я все с той же работой Кирпичникова…

Кент слушал его, прихлебывая чай, и через минуту с досадой сказал:

— Подожди, не части́, я ни хрена не понимаю. Давай сначала, я что-то никак не могу проснуться.

Георгий стал рассказывать подробно, объясняя чуть ли не каждую строчку своих выкладок. Кент почти тут же недовольно заметил:

— Мелочи не надо, не такой уж я болван.

Георгий кое-как досказал. Кент просмотрел алгоритмы Кирпичникова, массивы данных и хмуро спросил:

— Ну, и чего ты хочешь?

— Да вот не знаю, что делать с этими двумя массивами. Нельзя ли их как-нибудь подогнать под алгоритмы Кирпичникова?

— Ты же сам видишь, что нельзя! — с раздражением сказал Кент. — Зачем спрашиваешь?

— Я не уверен…