По степи шагал верблюд

Итальянские дивизии, стоявшие в СССР с прошлого года, уже пообстрелялись: они участвовали в захвате Крыма, битве за Севастополь. К осаде Одессы итальянцев не подпустили, но зато задействовали в оккупации ее окрестностей. Командующий армией Джованни Мессе возражал против увеличения численности итальянских войск в России, пока они не будут должным образом оснащены, но его никто не слушал. В словах генерала был резон. То, что итальянцы называли автотранспортируемыми дивизиями, на деле означало, что пехотинцы из‐за отсутствия специальной военной техники передвигаются на разных гражданских автомобилях, третья подвижная дивизия имени принца Амадео, герцога д’Аосты, состояла из кавалерии, а их берсальеры[119] использовали велосипеды. Немцы не больно полагались на силы союзников и старались не подпускать их к тонкой материи военной тактики. Генерала Мессе дуче быстренько сменил на Итало Гаробольди, бывшего до того генерал-губернатором Ливии. Этот вояка, опасаясь промахов, полностью попал под контроль гитлеровского командования. Насколько хорошо полагаться на сомнительный военный талант, когда против танков выступают конница и велосипедисты, итальянцы узнали в самом скором времени. К тому же на помощь советскому оружию подоспела извечная помощница – русская зима, в свое время прогнавшая восвояси самого Наполеона.

Пока ехали-шли-пережидали, совсем не находилось времени знакомиться с Россией. Наконец расположились вдоль Дона, справа от венгерских полков. В нескольких сотнях верст от них выставил зубы противотанковых ежей Сталинград. Стефани вспоминала, как дед рассказывал о побеге, и представляла эту могучую реку, точно так же дремлющую в августовском зное, с теми же комарами и оводами, а на берегу двое – юная стриженая Полина в ситцевом платочке и высокий загадочный азиат с умными, непременно влюбленными глазами. Как долго они могли молчать наедине, как смотрели друг на друга? Неужели кто‐то еще мог смотреть на мать таким взглядом, как самый лучший в мире муж и отец – синьор Назарино? Стефани заочно ревновала и даже злилась. Почему надо закатывать глаза, вспоминая пыль донских степей, когда жизнь упруго катилась по одухотворенным улочкам Рима, мимо древних колонн и лучших в мире скульптур? А может, лишь для нее Вечный город – самая святая святыня, потому что она там выросла, а для матери он всегда был просто красивым, но чужим? А настоящее волшебство – здесь, среди заросших полынью палисадников и покосившихся лавочек?

В оставленных деревнях испуганные старухи жались к печкам, безмолвно протягивали яйца и мольбу пощадить, не трогать их, дать уйти своим ходом, все равно уж недолго осталось. Белоголовые ребятишки смотрели с любопытством, много и мило лопотали смешными голосами, но их болтовню Стефани понимала не без труда.

– Батяня фрицам как засветит, покатятся колбаской по Малой Спасской, – подслушала она в одном месте.

– Мели, Емеля, твоя неделя. Фрицов до хрена понавалило, покуда их сплавишь, ужо и Святки на порог. А калги[120] сварганит хто?

– Хто, хто – дед Пихто!

Однажды красавец военврач Ружейро, смущенно улыбаясь, попросил ее прогуляться по селу и поговорить по‐русски, «если синьорине несложно».

– Видите ли в чем дело. – Он стал обращаться на «вы» – признак хорошего тона или того, что сегодня она значительно лучше выглядела, чем в поезде? – Я хотел познакомиться с местным знахарем, поговорить о русских целебных травах. Мне это интересно, понимаете?

– Разумеется, понимаю. Я сама здесь сугубо из профессионального интереса.

– Русские издавна успешно практикуют народную медицину. Это безвредно и дешево. Так пойдем?

Стефани набросила плащ-палатку и зашагала рядом с капитаном. Прошли поле, завернули за вросшую в грязь ферму. Нашли.

Знахарь оказался сухоньким дедком с длинной белоснежной бородой. Его низенькая избушка с крашеными лавками по стенам пропиталась вкусным запахом высушенных трав и настоек.

– Добрый вечер, сударь. Позвольте представить вам капитана Ружейро. А я служу переводчицей, меня зовут Стефани, или Степанида А вас как величать? – Она вежливо улыбнулась.

– Ай, касатушка, как ты по‐нашенски‐то выучилась, – расцвел дед, – токмо у нас таперича не говорят «сударь», усе мы туточки товарищи. А еще проще – ты кажи: здравствуй, дедушко.

Она повторила, спотыкаясь, и продолжила:

– Этот синьор – итальянский доктор. Он наслышан о целебных травах российских широт и весьма интересуется этой материей.

– Чаво? Не понял тебя, деточка.

Пришлось повторить несколько раз. Но разговор все же не задался. Дед спрашивал, что именно болит, и все совал какие‐то высушенные цветки – то одни, то другие.

– Названия растений вы не знаете, дедушко? – Стефани старалась найти общий язык.

– А тама не в нарекании дело, а в том, чтобы собрать при первой луне, или под росой, или на Ивана Купалу. Вот оно как.

– Вы могли бы сформулировать вопрос более четко? – обратилась она к Ружейро.

Тот описал несколько общих симптомов и получил в награду пучок сушеной травы без названия. Обидно.