Растопчин понятен. Но зачем Толстому понадобилось так подробно, так невыносимо ярко рисо-
вать картину зверского убийства Верещагина? Затем, что он хотел показать: сила народной толпы
огромна и может быть злой, если ее направить на зло. Люди из толпы сами по себе добры. Сколь-
85
ко их видел Пьер по дороге к Бородину и на обратном пути! Когда он, усталый и измученный, прилег
у дороги, около него расположились трое солдат: «развели огонь, поставили на него котелок, накроши-
ли в него сухарей и положили сала». Голодный Пьер «приподнялся и вздохнул». Солдаты накормили
его и проводили до Можайска, где он нашел своих. Эти же самые солдаты могли оказаться у дома
графа Растопчина и убивать Верещагина, оставаясь при этом добрыми, но обманутыми людьми.
Толстой знает: патриотизм — не простое чувство. Потому он и рисует зверскую сцену убийства
в самый трудный день, когда войска Наполеона войдут в Москву. Граф Растопчин, обманывающий
себя и народ, твердя, что французы не войдут в Москву, считал себя наилучшим патриотом; в ре-
зультате его деятельности из Москвы не успели вывезти половину ценностей, а главное — не успели
уйти люди, и погибли многие, кто мог бы жить.
Как и все лучшие человеческие чувства, патриотизм — по мнению Толстого — это е с т е -
с т в е н н о е движение души, и уже поэтому граф Растопчин не может быть истинным патриотом: есте-
ственное ему чуждо.
Вы помните, как вела себя все эти дни Наташа? Ростовы, до сих пор не успевшие уехать,
были заняты укладыванием своего добра. «Наташе совестно было ничего не делать в доме, тогда как
все были так заняты... но душа ее не лежала к этому делу; а она не могла и не умела делать что-
нибудь не от всей души, не изо всех своих сил».
Что могло заставить Наташу опомниться от своего безделья, от задумчивости, в которую по-
грузил ее вид старого бального платья? Она увидела раненых и пригласила их остановиться в доме.
После этого она поняла, что все заняты делом, одна она позволяет себе думать о своем, предаваться
с в о и м воспоминаниям и горестям, когда война у ворот.
Поэтому она «с свойственной ей во всем страстностью» бросилась укладывать ковры и фар-
фор, закрывать ящики, и за несколько часов все было разумно уложено.
Но тут произошел конфликт между ее родителями. Граф «по своей простоте» приказал снять с
подвод некоторые вещи и взять раненых. Графиня сурово сказала ему: «Я, мой друг, не согласна и не
согласна. Воля твоя! На раненых есть правительство... Пожалей хоть не меня, так детей...»
Графиня помнит то, чего не помнит граф: Ростовы разорены. То, что лежит в этих ящиках, — в
сущности, единственное достояние семьи. Если оно погибнет, Наташа оста нется бесприданницей. А
о ней ходят дурные слухи: отказала хорошему жениху, ее пытались тайно увезти... Кто женится па
ней без приданого? И вдобавок Николай хочет жениться на бесприданнице Соне — откуда будет
взять средства, если погибнет это последнее?
Графиня думает не о себе — о детях. Она говорит своему мужу совершенно справедливые сло-
ва — с ее точки зрения. Но — безобразные и безнравственные с точки зрения той морали, по которой
живет Наташа и о существовании которой не подозревает Берг. Он-то хорошо понял графиню и
«родственно-почтительно утешал ее», хотя ему и не дали мужиков, чтобы вывезти шифоньерочку.
А Наташа не хочет и не может понять мать, потому что она совершенно естественно не ду-
мает в эту минуту ни о своем приданом, ни об имуществе семьи, а думает о раненых, которых не-
льзя оставить французам. Поэтому она «с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комна-
ту и быстрыми шагами подошла к матери.
— Это гадость! Это мерзость! — закричала она. — Это не может быть, чтобы вы приказа-
ли».
Наташа, со своей чуткостью, не может говорить с матерью в таком тоне; она тут же просит
прощенья за свою резкость, но в главном она не уступит ни за что: «Маменька!.. Это не может
быть!..»
И графиня сдалась.
«— Яйца... яйца курицу учат... — сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, ко-
торая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо».
А Наташа, теперь уже сознавая смысл того, что она делает, принялась руководить освобожде-
нием подвод. Приходило ли ей на ум, что она для этих раненых, может быть, принесла в жертву всю
свою будущую жизнь? Нет, не приходило, потому что думать о себе в эту минуту было бы дико
и неестественно. Старая графиня поняла это и усты дилась. А граф Растопчин не стыдится, и Берг
не стыдится.
Так отвечает Толстой на вопрос: что такое патриотизм? Не громкие слова, не шумная дея-
тельность и суетливость, а простое и естественное чувство «потребности жертвы и страдания при
сознании общего несчастия». Это чувство — общее у Натащи и Пьера, оно же владело Петей Росто-
вым, когда он ликовал, что попал в Москву, где скоро будет сражение; его испытывала старая слу-
86
жанка Ростовых Мавра Кузьминишна, отдавая свои накопленные деньги незнакомому офицеру, похо-
жему на ее господ; и то же чувство влекло толпу к дому обманувшего ее графа Растопчина, потому