По страницам "Войны и мира"

никнув на его военной дороге, оказалась именно этой женщиной, но он чувствовал себя несвобод-

ным, потому что дал слово Соне; он боялся самого себя и придирчиво искал правду: хотел понять

до конца, что влечет его к княжне Марье, и боялся — а вдруг ее богатство все-таки имеет для него

значение?

Вот почему он сердился, когда товарищи подшучивали над его знакомством с княжной Бол-

конской. Вот почему, встретившись с княжной Марьей во второй раз — в Воронеже, — «Николай

долго один ходил взад и вперед по комнате, обдумывая свою жизнь, что с ним редко случалось».

Он приехал в Воронеж «в самом веселом расположении духа», чувствуя себя вправе развлекать-

ся после сражений, к которым ему еще предстояло вернуться. В этом провинциальном городе, «где

мужчин не было никого, кто бы сколько-нибудь мог соперничать с георгиевским кавалером, ремонтером-

гусаром и вместе с тем добродушным и благовоспитанным графом Ростовым», Николай ведет себя во-

все не благовоспитанно, а развязно и даже пошло, но все это — ДО встречи с княжной Марьей.

Когда губернаторша сказала, что его хочет видеть важная дама, племянницу которой он

спас, Николай ответил: «Мало ли я их там спасал!»

Эти хвастливые слова — последнее, что он сказал в пошлом тоне. Как только до его сознания

дошло, что речь идет о княжне Марье, он покраснел. «При упоминании о княжне Марье Ростов ис-

пытывал непонятное для него самого чувство застенчивости, даже страха».

Ему еще и в голову не приходило, что это любовь. Но когда губернаторша, желая сосватать

ему княжну Марью, сказала, что она «совсем не так дурна», Николай почувство вал себя обижен-

ным. Конечно, в его глазах княжна Марья вовсе не дурна!

И совершенно так же, как Пьер в занятой французами Москве вдруг рассказал о своей любви

к Наташе чужому человеку Рамбалю, «Николай вдруг почувствовал желание и необходимость расска-

зать все свои задушевные мысли... этой почти чужой женщине» — воронежской губернаторше.

Кто виноват, что не сложилось счастье Николая и Сони? Есть много причин, одна из них —

война, задержавшая Николая в полку и столкнувшая его с княжной Марьей. Виновата, конечно, его

мать, мешавшая этому браку, и воронежские дамы, которые решили женить графа Ростова на княж -

не Болконской. Но главная причина разрыва Николая с Соней — характеры обоих, потому что нигде

так полно не раскрывается характер человека, как в любви.

Казалось бы, Ростов преобразился от встречи с княжной Марьей: он обдумывал свою

жизнь, он «с несвойственной ему проницательной наблюдательностью замечал все оттенки харак-

тера княжны Марьи...» Но в то же время он остался собой, и Толстой напоминает об этом: «Как в

Тильзите Ростов не позволил себе усомниться в том, хорошо ли то, что признано всеми хорошим»,

так и теперь он поддался влиянию воронежских дам: ему т а к л е г ч е — предоставить событиям идти,

как идут. .

«Мне часто в голову приходило, что это судьба», — сказал Николай губернаторше. Стремле-

ние свалить все на судьбу так характерно для него: ведь против судьбы не пой дешь! Но мысль о

Соне мучит Николая, и ему приятно слышать от губернаторши те самые слова, которых он не хотел

слышать от матери, — о бедности Сони, о невозможности его брака с ней. Он обманывает себя, пото-

му что в душе уже знает, что с Соней все кончено, — казнит себя и презирает, но знает это непре-

ложно.

А княжна Марья ничего не знает о Соне. У нее свои муки совести: сейчас, когда только что

умер отец, брат тяжело ранен, несчастье нависло над всей страной, она не считает себя вправе думать

о своих личных мечтаниях и надеждах. Отсюда «не радостное, но болезненное чувство», овладевшее

ею, когда опять появился Ростов, и ее решение держать себя с ним сдержанно...

Но все эти сомнения, все решения, принятые обоими, — все рушится само собой, стоит им

увидеть друг друга. «Полным достоинства и грации движением она с радостной улыбкой приподня-

лась, протянула ему свою тонкую, нежную руку и заговорила голосом, в котором в первый раз звуча-

ли новые, женские грудные звуки».

Мадемуазель Бурьен с изумлением смотрит на княжну Марью: она-то умеет ловко принарядить

себя бантиками и прической, но не знает она, что любовь преображает человека сильнее, чем любое

искусство.

Здесь, рассказывая о княжне Марье, Толстой впервые прямо говорит о той внутренней духов-

ной работе, которая делает человека прекрасным. И это была «недовольная собой работа»! Как в Элен

самое уродливое — ее постоянное довольство собой, так красота княжны Марьи — в ее страда ниях,

стремлении к добру, в ее склонности обвинять и упрекать себя.

93

Соня преданно любила Николая — но в ней самой не было того духовного огня, который

переполнял Наташу н княжну Марью, хотя и по-разному. Соня была своя, понятная, близкая — имен-

но поэтому он не мог восторженно любить ее. Княжна Марья была далека, и «он не понимал ее, а

только любил». (Курсив мой. — Н. Д.)

Это поразительная формула любви, в которой непременно должно оставаться что-то непонят-