По страницам "Войны и мира"

недели, даже месяцы, когда обдумывается, выстраивается в воображении книга, которую надо напи-

сать.

Толстой работал над «Войной и миром» семь лет. Он много раз менял замысел романа, со-

ставил множество планов, бесконечно переписывал главы и отдельные страницы.

Читать планы и черновики, первоначальные наброски и варианты «Войны и мира» невероятно

увлекательно. Видишь, как сложно, каким колоссальным трудом дается эта кажущаяся легкость по-

вествования, это естественное течение жизни, сплетение судеб и характеров. Одни герои вырисовыва-

ются ярче, другие уходят в тень, третьи исчезают.

Я попробовала однажды прочесть один из последних» вариантов романа, не перечитывая перед

этим окончательный текст; года три я его не перечитывала.

Было интересно читать так называемый краткий вариант. В нем уже жили все: Пьер, Ан-

дрей, Наташа, Николай, Соня... Когда я дошла до того места, где Пьер в плену, а князь Андрей

снова встретился с Наташей, что-то стало мешать — какая-то лишняя, чужая, даже фальшивая нота

чудилась мне в книге.

Тогда я взялась за окончательный текст «Войны и мира» — и поняла: если бы Толстой не

написал этого последнего варианта, тот, предыдущий, казался бы высочайшим достижением литерату-

ры. Но Толстой все еще был недоволен собой — и снова переделывал, и снова дописывал, — то, что

мы читаем сейчас, больше, чем высочайшее достижение литературы; это жизнь, как она есть.

Что же там было, в кратком варианте?

Пьер, как и теперь, попадал в плен. Но там, в плену, его находил офицер французской ар-

мии, которому он спас жизнь, — только там он назывался не Рамбаль, а Пончини н был итальян-

цем. Пончини пытался помочь Пьеру, но сам вскоре попал в плен к русским.

Ростовы с князем Андреи жили в это время в Тамбове (а не в Ярославле, как в оконча-

тельном тексте). Туда к ним приехала княжна Марья. Брат встретил ее «с исхудавшим, переменив-

шимся, виноватым лицом, с лицом ученика, просящего прощения, что он никогда не будет, с лицом

блудного возвратившегося сына».

Раненый князь Андрей стал добр и мягок, как и его отец перед смертью. Он думает об одном:

«Не свое, а чужое счастье!» Зная, что княжна Марья понравилась Николаю Ростову, он хочет

устроить счастье сестры, а к Наташе он теперь относится по-дружески, по-братски.

И. вот, «улыбаясь доброй болезненной улыбкой», он говорит Соне, что княжна Марья влюбле-

на в Николая. Соня убегает в спальню плакать и думает: «Да, да, это надо сделать; это нужно для

его счастья, для счастья дома, нашего дома». Получается, что не старая графиня, а князь Андрей под-

толкнул Соню к решению вернуть Николаю свободу, и Соня согласилась на это со слезами, но без

бунта.

Когда приехала княжна Марья, князь Андрей спросил ее о Николае «с хитрой звездочкой

во взгляде: — Кажется, пустой малый?» — и был очень доволен, услышав, как сестра испуганно

вскрикнула: «Ах, нет!»

О Наташе он сказал княжне Марье: «Прежнее все забыто... Я… мы дружны и навсегда оста-

немся дружны, но никогда она не будет для меня ничем, кроме как младшей сестрой. Я никуда не

гожусь».

В разговоре с Соней князь Андрей говорит: «Я знаю, что меня она никогда не любила совсем.

Того еще меньше. Но других, прежде?

— Один есть, это Безухов, — сказала Соня. — Она сама не знает этого».

И с этого дня все — в том числе князь Андрей — начали говорить с Наташей о Пьере, хвалить

его. Вдобавок взятый в плен Пончини оказался в Тамбове, рассказал князю Андрею о признаниях

Пьера и «был подослан к Наташе», чтобы поведать и ей о любви Пьера.

95

Могло так быть на самом деле? Почему же — вероят но, могло бы. Но насколько точнее,

вернее, проще — насколько е с т е с т в е н н е е происходит все в последнем, окончательном варианте

романа!

Когда мы говорили о третьем томе, я сознательно пропустила сцену встречи князя Андрея с

Наташей в Мытищах. Эту сцену нельзя ни пересказывать, ни объяснять: сколько ее ни перечиты-

ваешь, она все равно остается в памяти как одно из самых грустных и сильных впечатлений не литера

туры — жизни: Наташа, неподвижно сидящая «на том самом месте, на которое она села приехавши»,

и упрямство, с которым она убедила мать и Соню, что заснула, и «нагоревшая большим грибом

сальная свечка» в комнате, где лежал князь Андрей...

«Ей казалось, что-то тяжелое, равномерно ударяя, стучит во все стены избы: это билось ее за-

миравшее от страха, от ужаса и любви разрывающееся сердце».

«Он был такой же, как всегда; но воспаленный цвет его лица, блестящие глаза, устремлен-

ные восторженно на нее, а в особенности нежная детская шея, выступавшая из отложенного ворот-

ника рубашки, придавали ему особый, невинный, ребяческий вид, которого, однако, она никогда не

видала в князе Андрее. Она подошла к нему и быстрым, гибким, молодым движением стала на колени.

Он улыбнулся и протянул ей руку».

Толстой верен себе: он показывает эту сцену дважды: глазами Наташи, весь день жившей наде-

ждой, что ночью она увидит его, и потом глазами Андрея, который только теперь, в бреду, «понял