– Тихо солнышко, тихо… ― Бри заботливо гладит меня по волосам, успокаивает, но я слышу, как громко бьется его сердце и чувствую дрожь его рук – он боится. ― Мы же предупреждали вас, что отношение к вам может изменяться. Предупреждали, сладенькая…
– Где Руд, Бри? ― требовательно повторяю свой вопрос.
Руд действительно нас предупреждала, говорила, что отношение изменится не только ко мне и Прим, а и ко всем нам. Каликс однажды уже сорвался из-за меня на ней, неужели она могла пострадать и в этот раз? Страх пронизывает душу. Я не знаю на что способен майор, какие правила наказаний в Ореоне, но теперь речь идет не только обо мне, но и о людях, что меня окружают. От этого я боюсь ещё больше.
– Ты хочешь, чтобы она смотрела, как над тобой издеваются? Не думаю, что Руд вынесет эту картину. Она ещё не забыла, как её саму убеждали в правильности выбора, а видеть теперь, как это происходит с тобой… Ох… Для неё это просто невыносимо.
Я поворачиваюсь и пристально гляжу Бри в глаза. Хочу видеть по-настоящему ли это слышу. Весь напускной эпатаж мужчины в миг развеялся. Он превратился в заботливого крестного, что готов в тяжелую минуту дать мудрый совет и поделиться собственным опытом. Я была права насчет этой парочки, они так же как и мы, заключенные обстоятельств, только в отличие от нас играют свою роль очень хорошо.
– Что? Чего смотришь на меня так? ― шепчет Бри. ― Думала роли есть только у вас?
Его глаза пустые – в них нет жизни. Кто он на самом деле? Почему он здесь и как ввязался в эту историю? Мой эгоизм, наверное, переходит сейчас все границы. Стоило мне понять, что утопия Ореона не тотальна, что есть и другие люди, во всяком случае, точно ещё двое, кто попал, как и мы, в путы из которых не выпутаться, мне стало легче, словно с души упала тяжелая надгробная плита.
– Но зачем вы им?
– Кто-то должен выступать антипримером, для нравственного общества. И укреплять веру в то, что ОНР, несмотря на свои устои, уважает выбор каждого. Наглядное пособие, чего нельзя допускать, другими словами. Мода, яркость, право выбора в сексуальной ориентации… Это все табу, для Ореона. Мы были публичные люди в Патриуме, а теперь всё те же привычные людям лица мелькают на экранах новоиспеченной республики: ну разве не внушает мысль о правильности выбора?
– Ну, как вы на это согласилась?
– Политические беженцы. Политика Джоува не устраивает не только вас, деточка… Право выбора и свобода слова, что обещают самовыдвиженцы, оказалась такой же призрачной, как и курс на развитие, и укрепление патриотизма Джоува. Только вот, когда мы это поняли, было уже поздно. Пришлось менять свои убеждения.
Водитель дает по тормозам возле какого-то серого старого здания. Вокруг окраина дороги, видно забор, что огораживает Монтис. В сумерках сложно рассмотреть, но точно ясно, что мы далеко от населенного района. В округе не видно ни единого фонаря или лампочки, только та, что освещает вход в здание. Я приподымаюсь, оглядываюсь по сторонам, пытаюсь понять, что будет происходить дальше. Дрожь от страха пробирает так, что руки меня не слушаются.
– Делай всё, что тебе говорят, солнышко, ― утвердительно говорит Бри, притягивая моё дрожащие лицо к себе так, что я вижу и слышу только его. ― Покажи себя покорной. Ты меня поняла?
Я отрицательно машу головой. Мне страшно. Не хочу быть покорной! Не хочу больше ничего терпеть! Не хочу, чтобы мне делали больно! Как за спасательную соломинку я хвастаюсь за рукава эфора, пытаюсь вцепиться крепко, только бы остаться рядом. Стражник открывает дверь и силой вытягивает меня из машины.
– Нет! Пожалуйста! ― умоляю Бри.
– Будь покорной! Ты слышишь? Покорной…
Тень яркого пиджака осталась в машине. Мне связывают руки и обхватив за живот уносят в серое здание. Стражник несет меня по длинному коридору, настойчиво уклоняясь от моих пинков и воплей. Он бросает меня в крайнюю комнату, захлопывает огромную металлическую дверь. Здесь темно, я ничего не вижу, даже собственных рук. Жуткий страх опоясывает всё тело. Не знаю где я и что вокруг. Пытаюсь тише дышать, чтобы активизировать остальные чувства и сориентироваться в пространстве. Делаю глубокий вдох и выдох, игнорируя стук сердца в ушах. Вокруг тишина и кромешная темень. Громко топаю одной ногой: по ощущениям, пол мраморный и сухой, а судя по звуку комната небольшая, но пустая. Слышно эхо. Я здесь одна.