В ожидании, пока команда закончит с Прим и примется за меня, я поднимаюсь на первый уровень закулисной площадки между двумя ширмами. Краем глаза из-за ширмы виден зал. Не могу поверить своим глазам – я нахожусь в кошмарном сне! Край тяжелого черного занавеса зацепился за провода и открыл вход в мои кошмары. Всё помещение устелено рассадой яркой, густой лаванды. Тоненькие веточки, плотно прижавшись друг к другу, расстилаются, как ковровые дорожки вдоль сцены и ведут в зал, разделяя его на ряды. Сердце колотится, заставляя дрожать руки и тело. Кажется, оно стало таким огромным, что заполняет всё в груди и сдавливает легкие. Делаю два шага в сторону, хочу заглянуть глубже и удостовериться, что это не по правде – это только фантазия, синдром Морфея, что протягивает свои цепкие лавандовые щупальца, как только чует вкус страха.
Наверняка в зале нет никакой лаванды – это всё результат моей нервозности перед выступлением. Ноги тяжелые, словно прилипли к полу, их сложно переставлять, но я отхожу в сторону, разглядывая каждый миллиметр кошмара наяву. Посреди сцены стоит швейная машинка моей мамы. Высокая, металлическая, черного цвета с золотистыми узорами на корпусе и дубовой столешницей – точно такая, как я её помню. Ножная педаль служит подставкой под коробку с лавандовой рассадой, колесо обвивают тоненькие веточки, перемотанные ленточкой, как той, что вплетают в косы маленьким девочкам.
Лаванда. Лаванда. Лаванда… Она стелется ковром, разрастаясь по полу, и медленно ползет к сцене. Вот-вот и цветочки коснутся моих ног. Мне нечем дышать. Воздуха мало. Пространство вмиг заполняет запах гари тлеющего сырого дерева. Спасаясь от огня, со столешницы стекают капельки крови. Нет! Это всё не по-настоящему! Мамина машинка, вместе с ней самой сгорела в Литоре. Моя мама мертва. Она горела заживо в закрытом доме, что стал ей могилой, когда мятежники открыли огонь на окраине города. Эти мерзкие ублюдки, такие как Каликс, его папаша и все, кто теперь заставляют меня говорить о восстании как о свободе, убили мою мамочку, забрали её у меня. Это не может быть та самая машинка!
Угарный дым забирается в легкие, я начинаю громко кашлять. В глазах темнеет. В попытках устоять на ногах я хватаюсь за висящую ширму. Вокруг приглушенно звучат голоса. Верчу головой, но картинка нечеткая, вижу только силуэты: Руд, Каликс и какие-то люди что-то требуют от меня. Сложно дышать. Мне нужно прийти в себя! Всё не по-настоящему… «Меня зовут Лаванда Мейсон», «Меня…», «Мне семнад…» – пытаюсь повторять простые фразы, но не получается произнести ни звука, только двигаю ртом как рыба. Мне нужно прийти в себя! Только не сейчас. Они узнают, про сумасшествие и побоятся меня выпускать на сцену, тогда мы станем им не нужны. Нас убьют, или ещё хуже – будут мучить, держать взаперти. Они не должны знать!
– Иди на сцену!
Спазм горла немного отпускает, а картинка перед глазами проясняется. Слышу приказ Каликса, сглатываю ком в горле, пытаюсь дышать и окончательно прогнать плену с глаз. Нельзя смотреть на лаванду.
– Пять… минут, ― еле выдавливаю шепотом из себя.
– Я сказал, иди на сцену! ― требует Каликс, не слушая меня.
Прим отодвигает ширму, выглядывая из-за неё с высоты пары ступеней. Я вся дрожу и задыхаюсь. Он готов броситься ко мне, но я отрицательно машу головой, а губами, безмолвно проговариваю: «Не надо». Они не должны видеть, что со мной бывает.
– Пять минут… Мне нужно пять минут, ― более четко повторяю майору, опираясь руками об колени.
Опустив голову вниз, я повторяю заученную считалочку:
– Меня зовут Лаванда Мейсон. Мне семнадцать лет. Я родилась на берегу моря в маленьком городке Литор. Здесь нет лаванды. Здесь нет швейной машинки. Здесь нет гари. Это всё не по-настоящему.
Разум яснеет. Разъяренный Каликс в два прыжка поднимается и со всей силы хватает меня за руку выше локтя. Он грубо дергает меня, встряхивает целиком как тряпичную куклу, чтобы выпрямить и посмотреть в лицо.
– Иди. На. Сцену. Что тут непонятного?! ― кричит у меня над ухом.
Вокруг нас собрались участники приготовлений и стражники. Не выдержав зрелище, Прим спрыгивает в нашу сторону и со всей силы толкает майора.
– Эй! Она же сказала – пять минут! Убери руки!
Каликс отступает, от удара теряет равновесие и практически падает на пол, но задержавшись на вытянутой руке, выпрыгивает обратно.
– Здесь я отдаю приказы, Плант!
Происходящее прояснилось, картинка четкая, но будто в замедленной съемке. Каликс снимет с кобуры пистолет и направляет его на голову Прим. Волна удушья и паники в секунду уходит, словно не бывало, наоборот внутри вспыхивает чувство, что просыпается каждый раз, когда я стреляю четко в цель – сосредоточенность. Есть только цель и я, а время вокруг остановилось.