По таёжной реке Бикин

8 мая. Днем я несколько раз пересек участок, где, как мне казалось, вчера кричали рыбные филины. Опять ничего не нашел.

В двадцать часов десять минут, точно в то же самое время, что и вчера, и примерно в том же месте я вновь услышал крики рыбных филинов. Участок этот мне теперь уже немного знаком, и я могу более точно засечь место, откуда доносятся звуки. Птицы кричат в ста пятидесяти метрах от Бикина и метрах в семидесяти от одной из его проток. Отсюда же донесся голос рыбных филинов в час ночи и утром перед рассветом. Это уже о чем-то говорит! Волнение охватило меня. Кажется, здесь я найду гнездо!

…Сухой, со сломанной вершиной ильм был виден издали. Пойменный лес еще не оделся в листву и просвечивал насквозь. Нижнюю часть этого мертвого гиганта прикрывала зазеленевшая поросль черемухи. Я уже привык осматривать все деревья подряд. Воспаленные бессонными ночами глаза безучастно делали свое дело. Взгляд машинально скользнул сверху вниз и по этой сушине. Но что-то остановило его. Я стоял, смотрел и не мог понять, что в этом дереве особенного. Никакого дупла не видно. Но взгляд упорно задерживался на середине ствола. Да ведь там летает несколько больших мух! У других осмотренных ранее деревьев я их ни разу не замечал. От предчувствия защемило внутри. Еле двигая ногами, стараясь, чтобы не хрустнула ни одна ветка, не сводя глаз с сухого ильма, обхожу его вокруг. Вот открылась часть дупла. Вот я уже целиком вижу большую нишу. До нее от земли шесть-семь метров. Еще не осознав, что произошло, всматриваюсь в темноту дупла — и вижу там голову рыбного филина! Птица почему-то не улетает. Как во сне!..

До сознания медленно доходит, что из дупла на меня смотрит не взрослая птица, а уже большой, почти полностью оперившийся птенец. Еще медленнее разум приходит к заключению, что наконец гнездо рыбного филина найдено. Сознание двоится, словно в полусне. Хорошо вижу себя со стороны и искренне удивляюсь тому, что не прыгаю от радости выше деревьев и не кричу на весь лес «ура». Тот, второй «я», который стоит где-то поодаль, тоже не весел. Снисходительно улыбаясь, он лишь показывает мне обильно разбрызганный вокруг белый помет, трепещущие на краю дупла и на соседних деревьях пушинки, валяющийся внизу объеденный позвоночник крупной рыбы. Это все я должен был увидеть еще издали, а заметил только мух! Оправдываясь перед своим двойником, я вяло говорю ему, что гнездо-то рыбного филина я все-таки нашел…

Я стоял не шевелясь. Потом сел. Птенец сверху продолжал внимательно рассматривать меня своими круглыми бледно-оранжевыми глазами. Он еще никогда не видел людей. А я, как человек, сдавший сложный экзамен, опустошенный им, не знал, что делать дальше. Радость моя, наверное, расплескалась за многие годы поисков, за тысячу и одну бессонную ночь, в которые я уже не раз прыгал, как дитя, от одной лишь надежды, что вот-вот найду гнездо рыбного филина… Теперь же я просто растерялся. Птенец тем временем, почувствовав неладное, залег на дне неглубокого дупла и больше не был виден.

Не меньше часа, наверное, понадобилось мне, чтобы прийти в себя. Потом я побежал зачем-то к лодке, но с полпути вернулся обратно, вспомнив, что плохо приметил место, где стоял сухой ильм. Затем снова почти бегом понесся по берегу. Добежав до лодки и схватив в охапку оставленного там Чука, я закружился на берегу волчком. Думая, что я с ним играю, тот поднял лай.

Испугавшись, что это напугает филинов, я заорал на собаку не своим голосом. Та, ничего не понимая, обиделась и, опустив хвост, ушла в лодку. Тут же я принялся вырубать колья для палатки, но, вспомнив, что она осталась на прежнем биваке, опять растерялся. Наконец, обругав себя за все сразу, я заставил себя остыть и сосредоточиться.

После второй сигареты план дальнейших действий, кажется, прояснился. Нужно как можно скорее съездить за вещами на покинутый бивак, а затем в Красный Яр. Там я достану гвоздей, чтобы сколотить лестницу, заберу продукты и весь скарб, оставленный на хранение у Покулы.

Теперь на все лето моим стационаром будет девственный лес напротив Олонской сопки.

День Победы

К праздничному Красному Яру я подкатил сияя. Мне показалось, что я успел рассказать о своей находке не больше чем десяти удэгейцам, когда неожиданно выяснилось, что во всем поселке не осталось человека, который бы не знал, что «ленинградский ученый» нашел гнездо рыбного филина. Охотники, знающие цену жизни в тайге, радовались моему успеху, как своему. Все поздравляли и хвалили меня. Но особенно тронули меня слова Покулы. Он сказал:

— А ты, однако, напористый парень; я взял бы тебя в свою бригаду.

От этих бесхитростных слов лучшего в Яру охотника я покраснел, как мальчишка. Для меня они были высшей наградой. Не тогда, когда я нашел гнездо филина, а только сейчас, среди охотников, я был действительно счастлив.