По ту сторону Дома (СИ)

Когда тело перестало кувыркать, Эйприл с опаской попробовала пошевелиться. Все болело, но, как ни странно, двигалось. Не обращая внимания на противный вкус во рту, Эйприл открыла глаза. Сначала ей показалось, что она все-таки ослепла. Но когда бурые пятна перед глазами рассеялась, она увидела небольшую белую точку где-то впереди. Попробовала развернуться и поняла, что оказалась в ловушке — она провалилась в какой-то туннель, и путь назад надежно завалило землей и камнями. Она попробовала разгрести завал, но быстро поняла, что это бесполезная трата сил. Единственной надеждой стала маленькая точка впереди, которая, возможно, выведет ее наружу.

Не помня себя, она принялась работать руками и ногами, ползя в нужном направлении. Тоннель был узким: в самых широких местах едва-едва можно было встать на четвереньки. Мыслей в голове Эйприл не было, только животный инстинкт: «Ползи, или умрешь!» Она не обращала внимания на что-то копошащееся, попадающее ей под пальцы и норовящее залезть в рот и уши. Какая ерунда эти насекомые по сравнению с перспективой оказаться замурованной здесь на веки вечные. Пару раз Эйприл застревала, дергаясь и корячась в особо непролазных местах. Тогда ужас накатывал на нее с катастрофической силой, убеждал сдаться и просто заплакать, отказавшись от любого сопротивления. Не малых усилий ей стоило продолжать дергаться, отчаянно цепляясь за жизнь.

Стоная в голос, она добралась до светового пятна. Это было отверстие в твердой горной породе. Через него под землю заливался теплый солнечный свет, было видно синий-синий кусочек неба. Был слышен тихий шепот ветра и стрекот цикад. И это отверстие было шириной сантиметров тридцать. Каменную породу невозможно было сломать или расширить, сколько не долби ее всем, чем можешь. Оставалось только смотреть наружу, видя в небе черных птиц и завидуя им черной же завистью. Как они могут просто лететь и не осознавать своего счастья?

Отчаяние накатило на Эйприл с утроенной силой. Лучше бы у нее с самого начала не было надежды, чем вот так разочароваться во всем после стольких мук. Стало холодно. Накатила слабость. С трудом удавалось даже дышать и моргать, не говоря о более энергоемких движениях. Она умрет. Она здесь умрет. Нескоро. Дня через три. От жажды. Наблюдая ультрамариновое небо и отчаянно завидуя всем, кто находится там.

Голова закружилась. Эйприл была бы рада упасть в обморок, но сознание, несмотря ни на что, оставалось ясным и чистым.

«Ничего», — равнодушно подумала она. — «Скоро от жажды у меня начнутся галлюцинации, а потом я отключусь».

Эта мысль показалась ей смешной. Предательски смешной. И она противно, громко, по-гиеньи засмеялась. К черту нормы приличия, если ее никто не слышит.

— Вижу, тебе весело, — вот и галлюцинации подоспели. Слуховые.

— Как ты можешь что-то видеть? — спросила она, даже не пытаясь выглянуть наружу. И так знала, какой глюк она увидит. А еще, наконец, вспомнила, как ее зовут на самом деле. Встреча с Хозяином дома вернула ей ненужные уже воспоминания. Как печально и драматично…

— Здесь я могу все, — едва слышно прошелестело снаружи. — А тебе лучше вернуться.

«Если бы я могла…» — это она уже подумала. У нее поплыло в глазах. В черноте туннеля она узнала очертания окна. С окна спрыгнул серый кот и по-хозяйски прошелся к выходу. Дверь была закрыта, и ему понадобилось пару секунд толкать ее мордой, чтобы выйти из комнаты.

Гайка села, и ей в ягодицу впилась выскочившая из матраса пружина. Дышать стало легче, и она жадно глотала свежий воздух ртом. После душного подземелья спертый воздух спальни казался подарком небес. Оглядываясь по сторонам, она видела неверные очертания кроватей и тумбочек, но еще чувствовала холодную землю, сдавливающую ее со всех сторон.

— Не хочу… не хочу… — шептала она, глотая слезы. Ее прошиб озноб, и она схватила себя за плечи, больно сжимая саму себя. Ее все еще трясло от могильного холода и ощущения, что она так и осталась замурованной в туннеле, который вот-вот сожмется и раздавит ее. Она не верила, что это все был простой сон, и боялась до икоты.

Не выдержав, она тяжело бухнулась на пол и на коленях поползла к дальней кровати. Сейчас для нее это было сродни марафонскому забегу. Оказавшись, наконец, возле нужной кровати, она тяжело привалилась лбом к недвижимому телу, давя рыдания в мягком одеяле.

Кошатницу вытряхнуло из приятных грез, но разглядев черную макушку у себя на плече, она не стала злиться. Несмышленыш, наконец, вернулся. И перестал быть несмышленышем.

========== Интермедия. Часть 2. Кошка. ==========

«Человек и кошка плачут у окошка,

Серый дождик капает, прямо на стекло…»

Человек и Кошка не плакали, хотя дождливая погода очень располагала.

Гайки в Доме больше не было. «Гайка» должна быть маленькой и милой, с огромными глазами и тонким голосом. А нечто большое и нагловатое, со странными дружескими привязанностями и колким взглядом, язык не поворачивается так обзывать. Поэтому в Доме была Кошка, прозванная так за дружбу со сварливой Кошатницей и так себе характер.