По ту сторону льда

Оргазм такой силы, что пламя прокатывается по телу, раскаляя его добела и вырываясь из горла хриплым рычанием. А Солливер сжимается еще сильнее, скользя по пульсирующему члену и отвечает гортанным стоном. От того, как она кончает, выгибаясь, впиваясь зубами и в без того припухшие губы, а после снова выдыхая крик и ругательство, я уже готов повторить.

Член снова наливается силой внутри нее, и я собираюсь перевернуть ее на живот, заставляя встать на колени, когда у меня звонит телефон.

— Всегда на работе? — хрипло выдыхает она и вздрагивает, когда я ее освобождаю.

Я не отвечаю.

Ни ей, ни на звонок, потому что я знаю, что это не работа. Потому что этот звонок особенный и потому что, драконы его раздери, его не должно быть.

Молния задевает напряженную плоть, я с силой сжимаю зубы и толкаю дверь. Холодный воздух ударяет в разгоряченное тело, а я стою возле флайса, где только что трахал свою будущую жену, и сражаюсь с желанием зашвырнуть смартфон прямо в черную бездну, заканчивающуюся белой простыней снега.

Но «будущая жена», равно как и «зашвырнуть» — это эмоции.

А их быть не должно.

Поэтому я с полминуты стою на продуваемом всеми ветрами Ферверна плато. Чувствую растекающийся по телу холод, заползающий в сердце, и только после этого нажимаю обратный вызов.

Гудки. Обрыв. Тишина.

Это вполне в ее духе. Вполне в духе Лауры Хэдфенгер: позвонить и не ответить на звонок. Только сейчас, когда я стою, чувствуя, как изнутри меня снова пожирает ледяное пламя, в мыслях ее лицо. Ее глаза. И ее голос, который я не услышал.

— Ух. Бодренько, — Солливер выходит из флайса.

Признаться честно, не ожидал, что она за мной последует, но сейчас вместо восхищения это вызывает исключительно раздражение.

— Вернись в машину. Простудишься.

— Волнуешься за меня, Торн? — она улыбается.

— Да, завтра у нас помолвка.

— Только ты можешь быть такой изощренной сволочью, — заявляет Солливер.

И не двигается.

Я смотрю на нее — в легком платье, в туфлях, которые почти полностью поглотил снег, и вижу тот стальной стержень, который я искал в будущей жене. Интересно было бы послушать, кем она меня назовет, если узнает, с кем я сейчас не говорил.

— Возвращаемся.

Это уже не к ней, это даже не приказ. Это констатация факта. Я помогаю ей сесть, и сажусь сам. Привожу в порядок сиденья, запечатываю нас внутри и включаю обогрев на максимум. Несмотря на то, что стальной стержень в ней есть, его тоже можно согнуть. Или сломать.

Проще всего — льдом.

— Отвезешь меня домой? — спрашивает она.

— Разумеется.

Все мои мысли там. В Рагране.

Почему. Она. Звонила.

Почему не взяла трубку?

Ответ на это может быть один, и самый простой: Лаура Хэдфенгер. Я не могу об этом не думать. Не могу, когда представляю, как она держит в руках смартфон и набирает мой номер.

В его квартире.

Перчатка с треском расползается хлопьями, обнажая чешую.

Солливер никак не реагирует, она полностью расслаблена, откинулась на спинку сиденья, на котором только что отдавалась мне, и смотрит вперед, сквозь лобовое стекло. Это в ней, признаться, тоже несколько раздражает.

Хотя по существу, мне совершенно все равно, что она чувствует. Я привык знать то, что другие чувствуют рядом со мной.

Я знаю, каким будет ее платье. Знаю, каким будет ее образ, но какой будет она — большой вопрос.

— Волнуешься?

Солливер поворачивается ко мне.

— Боишься, что я заблюю твой идеальный фрак, Торн Ландерстерг?

Вот теперь на нее смотрю я.

— Ты ясно дал мне понять, что мои чувства тебя не интересуют. Так что управляй флайсом, у тебя это отлично получается.

Она снова отворачивается, но это уже на что-то похоже. Человеческие чувства царапают, как коготки месячной виари. Чувства дракона совершенно иные, они способны располосовать так, что несколько дней будешь собирать себя по кускам. Именно это я чувствовал, стоя на том плато, чувствовал, как внутри оживает — отзываясь на нее — он, чтобы потом снова уйти в глухую оборону.

— Мне нравится, когда ты настоящая.

— Серьезно? — хмыкает она. — Мне кажется, тебе нравятся «да», «нет», «слушаюсь, ферн Ландерстерг» и когда я беру у тебя в рот.

— То, что было сейчас, мне тоже понравилось.

— Да неужели? Поэтому ты как ошпаренный выскочил перезванивать?

Она выдыхает это с такой яростной силой, что от ее чувств слегка накрывает.

— Все, Торн. Закрыли тему. Я совершенно точно не собираюсь лезть в твою личную жизнь.

— С чего ты взяла, что она личная?

— Неужели Стенгерберг способен не ответить на твой звонок? Или кто-то из тех, кто позвонил тебе по срочному делу? — она усмехается, а потом отворачивается.  

Остаток пути мы снова молчим.

Не ответить на мой звонок может только Лаура Хэдфенгер, это правда. Солливер, пожалуй, даже вправе злиться — но на кого именно она злится, на меня или на себя — за то, что позволила себе этот всплеск, сказать сложно. Не так уж это и критично, на самом деле, потому что ее злость — меньшее из зол.

Мое самое большое зло находится сейчас в Рагране.

Это зло внутри меня, и так будет до тех пор, пока я не посмотрю ей в глаза.