Это поднимает общую проблему осуществления прав. Права человека, в действительности, относятся к современному естественному, а не позитивному праву. И, в отличие от последнего, естественное право само по себе не имеет никакого средства принуждения. Это «безоружное» право, причем современное естественное право еще более безоружно, чем древнее, поскольку оно не признает социальной природы человека. Права, понимаемые в качестве неотчуждаемых атрибутов субъекта, то есть права, соблюдения которых может требовать всякий человек уже потому, что он человек, «сами по себе не имеют юридических аспектов или значения» (Симон Гойар–Фабр). Чтобы у них могли появиться такие юридические аспекты, они должны быть закреплены регламентациями позитивного права, которое мыслимо только внутри определенного общества. По сути, только позитивное право может сказать, кто должен пользоваться подобными правами, кому и в какой мере наносится ущерб в том случае, если они не применяются, и т. д. Иными словами, субъективные права, постулируемые в качестве чего–то внешнего факту социальности, реальной действенности могут достичь только в социальных рамках. И это первый из парадоксов. Режи Дебре резюмирует его так: «Тот, кто желает быть просто индивидом, чтобы пользоваться всей полнотой свободы, забывает, что не бывает прав человека без юридической формы того или иного государства»[145]
.Второй парадокс проистекает из трудности, связанной с тем, что права человека пытаются поставить выше позитивного права, будто бы любая политическая власть должна сначала признать их, допуская при этом, что практическая ценность этих прав зависит от способности самой этой политической власти их применять. Еще Бентам раскритиковал эту апорию контрактуализма, заключающуюся в том, что права гражданина основываются на правах человека, тогда как вторые могут реально существовать лишь на основе первых. «С одной стороны, — отмечает Жюльен Фройнд, — требуют соблюдать эти права точно так же, как соблюдают положения позитивного права, но, с другой, более или менее ясно подразумевается, что действенность этих прав не должна зависеть от обычных законодательных органов, поскольку они претендуют на всеобщность»[146]
.Этим ставится и еще более общий вопрос об отношениях между политикой и правом. Идеология прав человека, как мы отмечали, предпосылает факту социальности естественное право и выводит из этого аргумент, позволяющий ограничить прерогативы политического. Однако праву, поскольку само по себе оно бессильно, чтобы осуществляться, всегда требуется нечто иное, отличное от него. Как пишет Марсель Гоше, «точка зрения права не позволяет объяснить те рамки, в которых царит право. Именно в этом пункте необходимо перейти к политической точке зрения. К этому нас склоняют сами ограничения идей правового обоснования»[147]
.Противоречие между правами человека и гражданина, то есть человека, рассматриваемого в качестве члена определенного политического сообщества, обнаруживается и в спорах, сопровождавших формирование так называемых прав «второго поколения», то есть коллективных или социальных прав.
Эти права второго поколения (право на труд, на образование, на медицинскую помощь и т. д.) — совсем не той природы, что индивидуальные права. Часто их называют «правами–равенством», противопоставляя «правам–свободам», а также «правами на что–то», отличными от «прав чего–то», или же «rights of recipience», отличными от «rights of action»[148]
. Они представляют собой, прежде всего, права нечто требовать, позволяющие членам общества запрашивать и получать те или иные услуги и пособия от государства. То есть это уже не столько естественные атрибуты, сколько атрибуции или прерогативы, которые определенное общество, достигнув некоей стадии своей истории, считает возможным и должным предоставлять своим членам. Они не только «требуют организованного гражданского общества, которое будет гарантом их эффективности»[149], но и — в той мере, в какой они опираются на понятие солидарности, — предполагают факт социальности и не могут выводиться из дополитической природы индивида. Наконец, в противоположность правам первого поколения, которые в принципе безграничны (невозможно ограничить их, не ущемив то, что их основывает), они как раз ограничены, поскольку каждое право на требование чего–либо от другого ограничено способностями предоставить услуги и средствами этого другого.