На глазах у Киры вражеские снаряды врезались в два корабля ОВК. Оба попали в машинное отделение. Ракеты заискрились и взорвались, а обездвиженные крейсеры отшвырнуло в сторону.
Один из медузьих кораблей зигзагами несся к передовым крейсерам Седьмого флота, ловко увертываясь от артобстрела. Любого человека просто бы расплющило, решись он на столь хитрые и молниеносные маневры. Полдесятка передовых кораблей Седьмого флота палили по вражескому судну из головных лазеров, пронзая его багряными нитями. Наконец огни на корабле медуз угасли, он закрутился волчком, разбрызгивая кипящую воду по расширяющейся спирали.
– О да, – пробормотала Кира.
Она вонзила ногти в ладони, когда пара медузьих кораблей метнулась к неповоротливому линкору, почему-то одиноко застрявшему у луны r2. Между кораблями замерцали вспышки лазеров, они обменялись залпами ракет.
Внезапно одна из ракет, выпущенных линкором, изрыгнула раскаленный добела клин, пролетевший за секунду почти девять тысяч километров. Клин уничтожил летящие навстречу ракеты и полкорабля пришельцев, словно паяльная лампа, впившаяся в пенопласт.
Поврежденный корабль, истекая воздухом, закрутился волчком и взорвался. Аннигилирующая антиматерия полыхнула и угасла, словно в космосе на миг зажглось искусственное солнце.
Уцелевший медузий корабль понесся по спирали прочь от линкора. Одна из двух неподбитых ракет ОВК изрыгнула второй клин – добела раскаленное копье сверхгорячей плазмы. Он промазал, но третий клин, выпущенный последней ракетой, попал точно в цель.
На месте медузьего корабля на голографическом дисплее воссиял огненный шар ядерного взрыва.
– Вот это да, – не удержалась Кира.
– «Касабы», – хмыкнула Хва-Йунг.
– Что слышно о Грегоровиче? – спросила Кира, глядя на Вишала и Хва-Йунг.
Те покачали головами.
– Боюсь, никаких изменений. Физиологические показатели на том же уровне, что и вчера, – сказал доктор.
Кира не удивилась: если бы Грегорович пришел в себя, он бы не удержался от комментариев по поводу происходящего. Однако положение неутешительное. Она по-прежнему надеялась, что не причинила вреда корабельному разуму, когда проникла в его сознание с помощью Кроткого Клинка… вернее, с помощью Семени.
На голографическом экране снова появилось лицо Щеттер.
– Пора. Если мы подойдем ближе, эскорт «Потрепанного иерофанта» заподозрит неладное. Приготовьтесь к залпу.
– Вас понял, – ответил Фалькони. – Воробей?
– Минуту, сэр.
Где-то внутри «Рогатки» прозвучал глухой удар, и Воробей отрапортовала:
– Гаубица заряжена. Ракетные шлюзы открыты. Мы готовы атаковать.
Фалькони кивнул:
– Хорошо. Вы слышали, Щеттер?
– Да, капитан. Узел Умов переходит к финальной стадии операции. Передаю обновленные координаты мишени. Приготовьтесь к удару.
– Полная готовность.
По ту сторону R1 крейсер ОВК исчез во вспышке света. Кира вздрогнула и проверила название: «Хокулеа»[10]
.– Бедные души. Да упокоятся они с миром, – сказал Вишал.
В штормовом убежище воцарилась тишина. Они ждали неизбежного, напряженно, истекая потом. Фалькони подошел к Кире и незаметно положил ей руку на поясницу. Ей стало легче от этого прикосновения, и она слегка откинулась назад, чувствуя кожей нежность его пальцев даже сквозь комбинезон и «скинсьют». Это отвлекло от мрачных мыслей.
В дополненной реальности появилось сообщение:
Она беззвучно продиктовала ответ:
Уголок его рта дернулся.
Нильсен задержала на них взгляд. Интересно, что первый помощник думает по поводу их союза. Кира вызывающе вздернула подбородок.
Раздался голос Щеттер:
– Начинаем атаку. Повторяю: начинаем атаку. Поджарьте их, «Рогатка».
Воробей загоготала так, что зарезонировали переборки корабля:
– Эй, кому жареных кальмаров?
2
«Рогатка» замедляла движение, приближаясь к «Потрепанному иерофанту» кормой вперед. Прожорливый факел ядерной смерти, пылающий в термоядерном двигателе «Рогатки», был направлен в сторону их основной мишени.
В этом было два преимущества. Во-первых, выхлоп двигателя помогал защитить «Рогатку» от лазерных лучей и боевых ракет, которыми их мог обстрелять флагманский корабль медуз и его эскорт. Во-вторых, энергии, излучаемой двигателем, тепловой и электромагнитной, было достаточно, чтобы сбить с толку почти любой датчик, направленный на их корабль. Термоядерная реакция проходила при температуре существенно выше, чем на поверхности любой звезды, излучение в реакторе было интенсивнее – ярчайший маяк в галактике.