По тундре, по железной дороге: и вновь звучат блатные песни!

Разумеется, фантастичность подобной истории была совершенно понятна сколько-нибудь опытным жуликам. Но обратимся опять к Свирскому, который сам не раз побывал в российских тюрьмах и знал не понаслышке нравы уголовного мира конца XIX — начала XX веков: «При малейшем удобном случае… арестант старается рассказать какой-нибудь случай из собственной жизни, конечно, вымышленный, в котором он самого себя выставляет таким закоренелым преступником, таким отчаянным головорезом, что неопытному слушателю может сделаться страшно от одного только присутствия в камере такого страшного разбойника… Порядочному арестанту никто не посмеет сказать, что он врёт, хотя слушатели и убеждены, что он говорит неправду и что на действительно отчаянный поступок он не способен. Объясняется это тем, что каждый арестант часто рассказывает о себе всевозможные небылицы; а раз он станет уличать других во лжи, то, само собой разумеется, и ему не дадут соврать. Поэтому, какую бы чушь ни порол именитый враль, все будут слушать его с большим вниманием. В этой наглой лжи арестанты-рассказчики находят для себя нравственное удовлетворение, и их самообман в этом отношении граничит часто с безумием».

Безумный до неправдоподобия «роман», чудовищно нелепые россказни о собственных «жиганских подвигах» — это естественные проявления уголовно-арестантского фольклора. Баллада, которая описывает мнимое ограбление Азовского банка в Петербурге, относится к тому же роду сочинений — хотя, несомненно, эту песню можно назвать жемчужиной жанра. Не случайно она прошла испытание временем и дошла до нас во множестве вариантов, переделок, версий, обрастая подробностями уже нового, советского быта. Но нам сейчас важно не это. Мы наконец-то можем понять, почему Азовский банк в уголовном представлении связан с несовершённым преступлением и несуществующим богатством. Да вот как раз из-за песни об ограблении Азовского банка — то есть о краже со взломом, которой никогда не было, и о «сработанных» деньгах, которых никто не похищал!

«Ограбление Азовского банка» — в этом названии скрыта издевательская ирония, сарказм. Это всё равно как американские гангстеры назвали бы песню «Ограбление Форт-Нокс» и расписали бы, как «зимнею ноченькой тёмною» они с отмычками и «фомкой» обчистили это хранилище слитков золота. Ситуация, описанная в питерской песне, бредова и нелепа.

Азовские байки

И всё же — почему блатной фольклор в качестве объекта ограбления выбрал именно Азовский банк? В конце концов, существовали не менее крупные, известные учреждения — хотя бы Русско-Азиатский или Петербургский международный банки, ограбления которых были бы столь же очевидно невозможны, фантастичны и неправдоподобны. Выходит, выбор оказался случаен? Ну, приглянулось питерским жуликам красивое здание Азовско-Донского банка, они сочинили фантастическую балладу, а затем уже возникла известная ироническая поговорка — благодаря популярной песне. Могло такое быть?

Могло. Но на деле всё не так просто и однозначно. Очередное открытие мы вам приберегли на сладкое. Вернее сказать, новую версию-подсказку дал мне уже упоминавшийся питерский собиратель фольклора, литератор Игорь Шушарин. Оказывается, в начале XX века бытовало среди народа русского такое выражение, как… «азовские басни»! Во всяком случае, оно зафиксировано в Москве и, возможно, в Питере.

Так, известный в своё время фольклорист Евгений Захарович Баранов выпустил в 1928 году завлекательную книжку «Московские легенды», которые автор, по его признанию, услышал в московских харчевнях 20-х годов, а потом воспроизвёл по памяти. Среди персонажей легенд — Пушкин и Гоголь, Пётр I и учёный колдун Брюс, жулик Рахманов и чудаковатые купцы-богачи… На одной из страниц этого увлекательного сборника мы и встречаем примечательную фразу, услышанную автором от торговца: «Ты, говорит, азовские басни мне здесь не рассказывай». То есть как и в блатной поговорке: ложь, обман.

Конечно, впору бы возразить: так ведь к концу 1920-х годов песенка об Азовском банке уже, почитай, давно звучала, потому и присказка пошла в народ! Разумно. Но та же самая присказка возникает куда раньше — в романе «Губернатор» (1912) Ильи Дмитриевича Сургучёва, литератора, ныне совсем уж забытого:

«Пристав Ерёма покосился на него, покачал головой и сказал:

— Рассказывайте азовские басни! Запускайте арапа! Мы отлично ваш странный характер знаем!»

Сургучёв — это уже Санкт-Петербург, к Азовскому банку совсем близко. Да и время самое то. Напомним, что здание правления Азовско-Донского коммерческого банка возвели в 1909 году, а второе достроили в 1912–1913-м. То есть выражение «азовские басни» могло возникнуть именно об эту пору — и в связи с нелепыми байками об ограблении Азовского банка. Однако не исключено и другое: «азовские басни» могли существовать раньше, и как раз эта народная присказка дала толчок фантазии неизвестных авторов блатной баллады.