По тундре, по железной дороге: и вновь звучат блатные песни!

Однако, прежде чем рассказать о «кашкетинских расстрелах», обратим внимание читателей на другое событие. Выше мы утверждали, что выступление Марка Ретюнина является первым массовым вооружённым восстанием в ГУЛАГе. Это действительно так — если не считать инцидента на колымской командировке «Зелёный мыс», который следователи НКВД назвали позже «восстанием», а историк Александр Бирюков в очерке «За нами придут корабли…» определил более точным термином «волынка». В ночь на 23 ноября 1937 года заключённые маленькой рыбопромысловой командировки «Зелёный мыс» в низовьях реки Колымы, как излагает это Бирюков, «опасаясь эксцессов со стороны совершенно непредсказуемого начальника командировки, встревоженные слухами о начале войны, о захвате японцами Дальнего Востока и падении власти в Москве («Остался один Ворошилов!»), стремясь не допустить расправы над собой, без единого выстрела разоружили охрану (она состояла из трёх человек, только один из них, начальник, был вольнонаемным) и взяли власть в свои руки.

Они ждали приезда начальства — своего, из Эльгена, где располагалось тогда Колымское управление сельского и промыслового хозяйства Дальстроя, которое обеспечило бы им безопасность, объяснило бы, что происходит в Магадане и Москве. Начальство — не своё, энкавэдэшное — добиралось долго: от Магадана до командировки более полутора тысяч километров. А добравшись и получив — опять-таки без единого выстрела, хотя на руках у восставших было несколько десятков ружей! — власть над командировкой, начало следствие».

На «подавление восстания» был брошен отряд ВОХР вместе с уполномоченными УНКВД по ДС (руководили операцией некие Веселков и Кабисский). Списочный состав вольнонаемных и колонистов составлял 72 человека. Постановлением «тройки» УНКВД 28 декабря 1937 года были расстреляны трое руководителей восстания, а 15 января 1938 года — еще 46 его участников. Из них 22 «политика», остальные — «бытовики».

Разумеется, это выступление нельзя считать «вооружённым восстанием». Но важно другое: оказывается, достаточно было отдалённых и совершенно неправдоподобных слухов (в блатном арго называемых «парашей»), чтобы подтолкнуть лагерников к активным действиям даже в страшном 1937 году.

События на командировке «Зелёный мыс» начались ещё при директоре колымского «архипелага Дальстрой» Эдуарде Берзине. Они послужили катализатором гигантского уголовного дела № 17777 о контрреволюционной, шпионской, террористической, вредительской, повстанческой организации, во главе которой якобы стоял сам Берзин. Это дело, пишет тот же Бирюков, «накрыло, как зловещее облако, в первой половине 1938 года всю Колыму, — те события ноября-декабря 1937 года на забытой богом командировке будут рассматриваться новым следствием как первый шаг, как пробный шар, пущенный преступной берзинской шайкой перед тем, как поднять антисоветское восстание на всей территории Дальстроя».

А вот теперь самое время перейти к «кашкетинским расстрелам». Они названы так по фамилии Ефима Иосифовича (Хаима-Меера) Кашкетина-Скоморовского, получившего жуткое прозвище «палач Воркуты». Скоморовский, полуграмотный недоучка и психопат, в 1919 году пошёл добровольцем в Красную армию (тогда же и сменил фамилию на Кашкетина), а в 1927-м поступил на службу в органы ОГПУ. Из аттестации: «Большое самомнение и переоценка своих способностей. Хвастлив. Обнаруживает претензию. Признавать ошибки не склонен. Упрям, недостаточно дисциплинирован… Во взаимоотношениях с товарищами проскальзывает резкость, попытка подчёркивать своё мнимое превосходство». В начале 1932 года медики дали заключение о непригодности Кашкетина к службе в органах ОГПУ «ввиду наличия выраженных невротических явлений и нарушения зрения на одном глазу».

Однако вместо увольнения его повысили до старшего оперуполномоченного, и лишь 8 октября 1936 года врачебная комиссия признала Кашкетина инвалидом третьей группы с диагнозом «шизоидный психоневроз». Но в январе 1938 года Кашкетин вновь зачислен на службу и назначен оперуполномоченным 2-го отделения 3-го отдела НКВД. Наркомату внутренних дел срочно потребовались психи и шизофреники.

С января по апрель 1938 года лейтенант госбезопасности Ефим Кашкетин находился в командировке в Воркуто-Печорском лагере, а с сентября по 20 декабря 1938 года — в Ухто-Ижемском как руководитель опергруппы для борьбы с троцкистами во исполнение приказа НКВД СССР № 00409 от 1937 года. Воркутинские лагеря в это время активно пополнились репрессированными сторонниками Льва Троцкого, многим из которых административная ссылка была заменена лишением свободы. Троцкисты отказывались выходить на работу, требовали перевести их в политизоляторы, объявили голодовку и написали письмо лично Николаю Ежову — у которого с психикой тоже были большие проблемы, как и у Кашкетина.