По тундре, по железной дороге: и вновь звучат блатные песни!

Так, Лидия и Майкл Джекобсоны относят «Таганку» к 20-м годам XX века, однако фольклорист Андрей Башарин в рецензии к их двухтомнику «Песенный фольклор, ГУЛАГ и исторические источники» делает любопытное примечание: «Относя песню “Цыганка с картами” к 20-м годам, авторы пишут, что “её терминология (казённый дом, центральная тюрьма, столыпинский вагон) использовалась как до, так и после революции”, не принимая в расчет, что уже в следующем варианте (также приведённом в книге) поминается и “кандальный звон” и “судьба кандальная”, чего после революции, кажется, уже не было».

Действительно, такой вариант первого куплета существует и даже дошёл до наших дней:

Мне нагадала цыганка с картами
Дорогу дальнюю, казённый дом.
Дорога дальняя,
Тюрьма центральная,
Судьба кандальная мальчишку ждёт.

Похожий вариант приводят Джекобсоны; в современных версиях «судьба кандальная», впрочем, меняется на «смерть коварную». То есть Башарин, наряду ещё с некоторыми исследователями, предполагает, что песня скорее всего могла возникнуть до революции. К аргументам в пользу этой версии можно добавить и упоминание «бубнового туза» в некоторых вариантах «Таганки»/«Централки». В самом деле, Февральская революция 1917 года отменила и кандалы, и нашивки в виде ромбов («бубновый туз») на одежду осуждённых.

Версия заслуживает внимания. Действительно, в Российской империи существовали центральные каторжные тюрьмы (чего не было при Советах). Одна из самых известных — уже упомянутый Александровский централ. После революции 1905 года последовал ряд изменений в тюремной системе империи. В частности, некоторые губернские тюремные замки были тоже преобразованы в каторжные централы (тюрьмы центрального подчинения) — Шлиссельбургский, Орловский, Вологодский, Московский, Владимирский, Зерентуйский и т. д. Здесь содержались политические заключённые, отсюда же их отправляли на каторгу. Так что в тексте не случайны мотивы расставания, дальней дороги (и даже в некоторых вариантах — прямое упоминание Сибири).

Правда, песня на мотив танго могла возникнуть не ранее 1913 года, когда танго буквально взорвало Россию (в Европе первые исполнения и записи аргентинского танго появились в 1909–1911 годах).

К тому же наш старый знакомец Ян Павловский, отстаивая «польскую генеалогию» песни, представил ряд возражений:

«Некоторые исследователи считают, что песня возникла ещё до революции, ссылаются при этом на упоминание в тексте туза. Да, действительно, на спине арестанта-каторжника имелась квадратная нашивка, которая именовалась бубновым тузом. Была она жёлтого цвета. Но! Во-первых, Таганка не была пересылкой, она была губернской тюрьмой. В ней сидели, отбывали наказание уголовники, а не ожидали этапа каторжники. “Туз” же нашивался только на одежду каторжника. Во-вторых, в тексте упоминается пиковый туз, хотя и бубновый ложится в рифму. Но пиковый туз — как символ чёрного невезения, неудачи более уместен. Вариантов у песни много, но все они появились после возникновения самой песни. Во всех случаях упоминание туза не свидетельствует о появлении песни до революции».

Рассмотрим аргументы по порядку. Прежде всего, мы уже пришли к выводу, что первоначально в арестантской песне упоминалась не Таганка, а Централка. Поэтому нестыковка исчезает сама по себе: центральные каторжные тюрьмы использовались и как место отбывания наказания, и как место формирования и отправки этапов на каторгу.

Но даже если бы мы вдруг согласились с Павловским и представили, будто упоминание о Таганке присутствовало в песне изначально, и в этом случае его возражение оказалось бы нелепым, поскольку в сибирскую и дальневосточную каторгу отправлялись осуждённые не только из центральных тюрем. Достаточно вспомнить историю с революционной песней «Смело, товарищи, в ногу!», которая уж точно возникла в стенах Таганки. Текст её написал Леонид Радин в 1897 году, сидя в губернской тюрьме «Каменщики» по делу московского «Рабочего союза». А в конце февраля 1898 года партия заключённых этой тюрьмы перед отправкой в Сибирь заучила песню наизусть и затем разнесла по каторге. Кстати, в Бутырском централе песню подхватили уже позже, а затем она разошлась по России посредством многочисленных публикаций. То есть на каторгу можно было легко попасть из любой тюрьмы. В то время не было разделения «крыток» на тюрьмы и следственные изоляторы. Стало быть, если вместо «тюрьмы центральной» в песне упоминается «судьба кандальная», это нисколько не противоречит возникновению песни в дореволюционной России.

Что касается «бубнового туза», история ещё интереснее.