После близости с ней он слышал, как бухает в груди еще мощное сердце, как всплескивает крупная рыба на притихшем озере, как гомонят в камышах утки, и не слышал далекого боя боевых барабанов, сопровождающих на казнь Джамуху; он не видел, как Джамуха целовал икону в руках несторианского священника, как несли казненного бескровно гур хана шесть турхатов на белой кошме и надевали на остывшую голову ханскую шапку…
Аргас спал сном счастливого человека, чья жизнь и старость оказались обогреты солнцем любви и серебряно-лунным отсветом почета… Он спал потому, что Сиги-Кутук не стал звать его на казнь Джамухи, где собралось все войско, считая его старым и заслужившим отдых аксакалом… Пусть будет так.
Глава двенадцатая
Противостояние
Как дойдешь до вражьего стана, смело выступай против войны, воздавай хвалу миру во всем мире.
Найди тех, у кого горе, и жалостью к жертвам обнажай их кровоточащие раны. Пусть все с ненавистью восстанут против войны, пусть все восславляют мир, дружбу и добрососедство.
Приписывай темные помыслы их правителям, пускай о них злобные слухи. Пусть подданные ненавидят своих правителей, а оскорбленные правители отвернутся от своих подданных.
Сей вражду между северными и южными, восточными и западными, пусть будут распри между родами и улусами.
Пусть молодые воины будут подвержены тоске и печали. Пусть душераздирающие песни пустят глубокие корни в их душах. Пусть одолевают сомнения и неопределенность.
Пусть никто не знает пути к спасению.
Пусть все стремятся к разрушительным путям.
Наставление лазутчику древних правителей
После блестящей победы над Тайан-ханом и найманами всякий глава даже захудалого племени, желавший носить на плечах голову, а на голове – ханскую шапку, стал призывать Чингисхана на курултай. Однако даже шапка Чингисхана могла облысеть от невыносимых мелочей, которыми наполнилась голова ее владельца, возьмись он разъезжать с курултая на курултай. И хан обычно отправлял на эти события кого-нибудь из своих великих тойонов, соблюдая видимость интереса к возне племен и вежливость, к которой, как он считал, понуждало само новое положение его народа в степи.
Но от Алахыс-Хоро-Тэгина, главы онгутов, прибыло три подряд приглашения, весьма туманных по смыслу. Чингисхан понял, что тот пытается предупредить его о чем-то чрезвычайно опасном и важном, но боится передавать сообщение открыто. Эту южную кость монголов, что занимала пространство от Байхала до Великой китайской стены, китайцы называли «белыми татарами». Онгуты некогда имели обязанностью пасти цзиньские табуны, однако пастух быстрее становится воином, чем воин – пастухом, а степь бесконечно воевала, племена грызлись меж собой и принимали чью-либо сторону. Два года назад Тайан-хан отправил послов к Алахыс-Хоро-Тэгину, государю онгутов, с предложением заключить военный союз против Чингисхана, но уже тогда мало кто верил в сомнительное счастье вождя найманов.
«Говорят, что в этих пределах явился выдающий себя за нового царя по имени Чингисхан. Мы знаем только точно, что на небе есть двое: солнце и луна, но каким образом будут два государя царствовать на этой земле? – вопрошал Тайан-хан, обращаясь с посланием к властелину онгутов. – Будь ты правою рукой моею и помоги мне войском, чтобы мы могли взять колчан Чингисхана, его ханство…»
Тогда восходящая звезда монгольского хана светила Алахыс-Хоро-Тэгину гораздо более соблазнительным огнем, чем огонь в походных кострах Тайан-хана, и он донес замыслы последнего до сведения монгольского владыки. И теперь, веря своему доброжелателю, Чингисхан в окружении турхатов отправился в путь, памятуя об участии Алахыса в разгроме найманов. Но привычка к осторожности, воспитанная с молоком матери, побудила его незаметно пустить стороной три мэгэна своих нукеров. Так они шли порознь, чтоб не привлечь любопытства ни пастуха, ни купца, ни малого дитя, держащегося за подол старухи. Облаченный в боевые доспехи порученец поскакал в западные степи, где на ранней весенней зелени откармливались табуны двух тумэнов, способных вмиг оседлать своих свежих коней, сняться и двигаться в сторону тех же онгутов.