По велению Чингисхана

Ну, а в большом деле никак не обойтись без ошибок и упущений, главное – исправить их вовремя. Нет, все-таки Кехсэй-Сабарах был доволен своим воспитанником. Что ни говори, а есть в нем и талант, и ум, и хорошая наследственность. Уверенности в себе и сил ему и сейчас хватает, но нужно еще выработать опыт, соответствующий высокой должности, государственный ко всему подход, охранительную осторожность во всем – а это не тумэн в конную атаку вести… Вот тогда раскроется его истинная сущность как правителя. И к этому все задатки в нем есть, ведь с малых лет прошел суровую науку, хорошо обучен всему и немало знаний впитал, пока рос. А чего стоит кровь его великих предков, в свое время вместе с другими великими руководивших всем обитаемым миром… Хотя, знает наставник, и кровь может давать сбой, очень-то доверять ей нельзя.

Только бы прошлые унижения и обиды, нанесенные в тяжелые для них времена, не сказались губительно на его характере. Бывает, что неокрепшая еще детская душа не выдерживает тяжести лишений, унижений и оскорблений, навалившейся нужды и ломается. И человек из него вырастает затравленным и грубым, безжалостным, мстя за обиды жизни, которая его тоже не жалела. Такой правитель чаще всего эгоист, не думает о пользе всего народа и никогда не станет докапываться до истины, выяснять причины происходящего, чтобы сделать из этого какие-то разумные выводы; своеволие, дорвавшееся до власти, диктует все его решения, сколь опрометчивы они бы ни были… Нет, Кучулук не такой, он не должен забыть уроков правления своего отца. А первая спесь слетит, как только настанет пора принимать самые важные и трудные решения, опереться на силу всего народа… Хочется на это надеяться. Хотя, как знать…

Долго еще сидел Кехсэй-Сабарах, застыв, словно каменная баба средь ковыльной степи, оставленная древними предками в напоминание о себе. И, наконец, вздохнул тяжело: старики имеют привычку придумывать порой, представлять в уме всякие воображаемые опасения и страхи и тревожиться по их поводу… Да, переживать от воображаемого, а это уже никуда не годится.

И он боится поддаться этой привычке, не такой уж он и старик еще, но иногда все-таки накатывает…

Тогда он говорит себе: это пусть тэнгрианцы верят, что все у человека уже предопределено – что ж, мол, такова его судьба, которую уже выбил на камне небесный писарь Усун Джурантай. Да, все-то у них расписано заранее… А мы, христиане, уповаем на милостивого Христа, на Бога нашего, который дал нам свободу воли, но сказал: будете за свои поступки отвечать передо Мной… И мы вольны, мы можем выбрать, как нам поступить, какой дорогой пойти, и добро нам всегда предпочтительней зла – хотя и далеко не всегда, по грешности своей, мы добро выбираем. Да, на всё воля Божья, но и наша много значит, главное – распорядиться ею по-доброму и уповать на милость Его…

И зря, ох, зря покинул Кучулук веру отца, матери и наставника своего, и великий это грех – отречься от Христа, за нас пострадавшего; но сказано же – не суди, да судим не будешь. Ибо отвечать за это придется в полной мере ему самому… И не дай только Бог, чтобы вместе со своим народом. И Кехсэй-Сабарах истово и скорбно перекрестился.

* * *

Не подобает долго задерживаться путнику на одном месте, и потому он хотел было завтра же ехать дальше, но Кучулук попросил остаться, передохнуть.

Сегун повелел отправить лошадей, на которых приехал Кехсэй-Сабарах, на пастбище, а взамен снарядить более надежных в пустыне походных верблюдов, также выделить и охрану с прислугой. Так что дальше он будет передвигаться, подобно великим тойонам, в крытом паланкине, укрепленном на спине самого большого и сильного верблюда, в нем можно ехать даже полулежа.

На сей раз солнце припекало еще больше. Но бойкие, сметливые, прекрасно знающие особенности пути по здешним местам сопровождающие намного облегчили трудности дороги. Днем укрывались в тенистых местах с водой, двигались только с вечера до утра.

Оказывается, сартелы живут так же скученно, как и китайцы, ибо стеснены огромными пустынями к рекам и оазисам, к укромным долинам. Города, селенья и поля так и кишат людьми и скотом, недостатка в еде и одежде вроде бы не должны испытывать, всего производится много, особенно же развита торговля на многочисленных базарах. Но богатые слишком богаты, а бедные слишком обнищали, и на фоне прекрасных дворцов полно нищих и убогих калек.

Больше всего Кехсэй-Сабараха поразила, пожалуй, многочисленность всяческой охраны. Лучшие из лучших, самые отборные по статям и возрасту люди обязательно торчат где-то в качестве охранников. Днем и ночью следят за каждым хоть сколько-нибудь справным домом и двором, фруктовым садом и даже урожайными полями. Говорят, имеется охрана и у лесов с дичью, у плотин и разводных арыков. Работающих увидишь только на полях да на дорогах со всякой поклажей, а на виду больше торговцы, попрошайки да охрана.