По велению Чингисхана

Как бы там ни славословили его победы и свершения всякие льстецы, уже называя его земным богом, и как бы далеко не простиралось его могущество и железная воля, – но он всего лишь смертный человек с немалым, но все-таки ограниченным умом, по рукам и ногам связанный многочисленными обязанностями и условностями, у которого истинной свободы действий меньше, пожалуй, чем у черного нукера… И как мог настолько затуманиться его мозг, забыв о простейшей предусмотрительности, забыв о самом важном? А ведь он, в сущности, просто человек на коне, с которым может случиться все что угодно. При переправе вброд через одну из многочисленных горных рек, допустим, под ним споткнется лошадь и он упадет в ледяную воду, простудится, заболеет и… Здоровье его совсем не железное, он-то это знает. Из тех вон зарослей обочь дороги может сорваться со звенящей тетивы мэркитская длинная стрела с зазубренным и намазанным рыбьей тухлятиной наконечником, выпущенная молодым и отважным зорким нукером, гордостью своего рода, и что ей лучшие наборные латы и китайская кольчуга, когда целит она прямо в горло… Невидимая и неуследимая, бродит по степям чума, выкашивая порой, опустошая целые племена, станы их, оставляя осиротевшие, дичающие без человека табуны и отары в окрестностях; а заразиться ею или еще какой неведомой хворью, говорят, можно даже на привале, присев на прибрежную травку… И как тогда быть им всем, оставшимся без него? Какой случайностью и который из четырех старших сыновей сядет на его место… Да и надолго ли сядет? И подчинятся ли ему с должной покорностью и верой, верностью остальные, согласятся ли в душе? Или как после Джэсэгэя разбредутся на все четыре стороны, мечтая каждый о своем полновластии в своем собственном, пусть и невеликом улусе? Жажда власти – о, это бешеная сила, если дать ей волю…

Ужас, какой даже и представить себе он не позволяет сейчас, налагает на это полный запрет. Но не наложишь запрет на своеволие людское – после себя…

Наверное, скорее всего на ханский ковер сел бы Джучи, как старший; но слишком уж добр, а в переходное время это опасно, может не удержать поводья. И будет мешать его близорукость, привычка придавать слишком большое значение мелочам, распыляться на них, усложнять самое простое – далеко не всегда видя главное, сложное.

Про Чагатая и говорить не приходится… Слишком вспыльчив, жесток и не умеет, да и вряд ли хочет думать. Такой гневливый и дурноватый правитель очень скоро восстановит против себя всех тойонов… Нет, ему, сварливцу и придире, лучше поручить следить за порядком в Иле, соблюдением законов, подавлением всяких проходимцев.

Третий сын Угэдэй приветлив, разговорчив, имеет редкий дар уговорить любого несговорчивого упрямца. Ко всему имеет способности, быстро думает, легок на подъем, на дело. Только вот не обладает глубокомысленностью Джучи, его пытливым умом. К тому же мягковат нравом, про таких говорят, с пушинкой сравнивая: дунешь – улетит прочь, втянешь воздух – тут окажется… Впрочем, нет, не так уж он и легковесен. Можно ли такого ставить правителем? Можно, если бы прибавить ему немного жесткости и неуступчивости Чагатая…

Младший же сын Тулуй слишком юн еще, не вошел в силу и возраст. Но, судя по тому, как управляет войсками, правильно оценивает быстро меняющуюся обстановку и тут же принимает верные решения, берет управление на себя, он намного превосходит братьев по способностям, просто этим талантам надо еще вызреть.

Да, все четверо родились и выросли совершенно разными. Вот бы все их лучшие стороны да сосредоточились хотя бы в одном из них…

Когда хан через несколько дней сказал о том матери сыновей своих Борте-Хотун, она очень удивилась:

– Грех какой, с чего это ты?! Не рановато ли тебе завещание составлять?..

– Пришла пора решать, ибо все мы не вечны, – сказал хан, недоумевая, что хотун не придает должного значения этому жизненно важному делу в судьбе ее сыновей, да и всего Ила. – Я тоже не собираюсь умирать завтра же, но пора уже определить, кто придет мне на смену.

– Так кто-нибудь из сыновей и сядет, – очень просто решила Борте и виновато рассмеялась.

– Нельзя так говорить: «кто-нибудь»… А вдруг они, все уже взрослые люди, правящие обширными землями, имеющие каждый свое большое окружение и отдельные войска, не найдут общего языка? И такое нельзя сбрасывать со счета… Не заколеблются ли тогда устои такого огромного Ила, не развалится ли он на враждующие между собой куски, земли?

– Нет-нет, и не говори такое, грех!.. – замахала обеими руками Борте.

– Грех, когда плохое верх возьмет, оно-то куда быстрее растет, распространяется. И лучше заранее убрать все семена возможной беды, не дать им прорасти. Да и наследнику надо бы уже входить во все дела, осваиваться в своем предназначении…

Борте, всегда такая невозмутимая, не обращающая внимания на мелочи, на этот раз взволновалась не на шутку. Покраснела от стыда и вины за своё маломыслие, сидела, комкая все, что ни попадалось под руку.