По велению Чингисхана

– Поплачь, сынок, поплачь… Но стань таким же твердым и мужественным человеком, как твой отец! И не думай, что отец твой погиб нелепой, напрасной смертью… Нет, он открыл для вас с сестрой великую дорогу. Теперь вы стали нашими подопечными на всю жизнь, и Великий Хан наверняка назначит тебя правителем этих земель, этой крепости, таков наш обычай…

* * *

Судя по тому, как стремительно поскакали в разные стороны всадники с холма, на котором расположилась Ставка, там были отданы срочные распоряжения.

Первыми нахлынули плотными рядами в предполье крепости уйгуры, остановились у рва, на расстоянии полета стрел сарацинов. К тому времени в Сыгнахе сыграли боевую тревогу и вся стена наверху заполнилась вооруженными воинами, кто со щитами, а кто и без них. Стрелки с важным видом обстреливали стоящих через ров нукеров, но не могли их достать. А если и долетали редкие стрелы, уйгуры лихо ловили их щитами.

В это время лучники тойона Чулбу незаметно рассредоточились, просочились вперед между уйгурами, которые в ответ тоже обстреливали стоящих на стене людей и тоже не попадали, считай, хотя их-то стрелы вроде бы долетали. Весьма посредственными стрелками оказались союзники, толку от них в этом деле было мало.

И тут загрохотали вдруг барабаны, и лучники Чулбу одновременно выпустили смертоносный рой стрел… На крепостной стены раздались вопли и крики проклятья, десятки человек разом повалились на месте, а некоторые упали вниз, пораженные стрелами.

Воспитанники Аргаса, увидев это, закричали восторженно, заулюлюкали. Завидуя найманам, нетерпеливо поглядывали на своего тойона:

– Эх, нам бы пострелять…

– Не торопитесь, придет и наш черед, когда дадут приказ.

В это время со стороны леса прискакал посыльный на пегом коне:

– Сейчас же идете на замену найманам, стоящим напротив ворот. Задача одна – не давать ни одному сарацину головы поднять над стеной… Я передал приказ командующего Джучи!

– Я, тойон Аргас, услышал приказ!

На задание, для выполнения которого не понадобилось бы много людей, Аргас решил вести весь сюн: слишком ребята застоялись, слишком велико их нетерпение, пусть почувствуют себя причастными к большому делу все.

– Пешком пойдем?

– Нет, едем верхом. Ну-ка, быстро переодеваемся в боевые доспехи!

Когда отроки, не сходя с коней, разделись до пояса, чтобы переодеться, по их тонким шеям, неокрепшим плечам, худобе подростковой сразу стало видно, как они еще малы. Старика опять взяла жалость: «О, совсем ведь еще птенцы неоперенные, дети малые, а мы таскаем их наравне со взрослыми, да еще ругаем, когда отстают или что-то не так сделают. Не знавших вольного детства, лишенных теплоты и ласки дедушек, бабушек, отца с матерью, мы ставим их в железные ряды, воспитываем в суровости и лишениях войны… Но что поделаешь? Зато какими закаленными, крепкими они вырастут. Потом, глядишь, будут руководить мэгэнами, а то и тумэнами, разгромят столько врагов, столько стран завоюют. Все и испытания, и радости у них еще впереди – у тех, кто доживет до этого. Но много ли доживет?..»

Старый Аргас с любовной усмешкой наблюдал за ними, торопливо и деловито надевающими на тонкие чесучовые рубашки сперва железные кольчуги, а на них – безрукавки с нашитой крепкой броней; и спохватился, отвернулся прочь, чтоб скрыть лицо:

– А ну-ка, чего возитесь?!. Выправились, сели прямей. Трогаемся! Легкой рысью – за мной!..

Ко рву напротив ворот домчались тотчас. Семь арбанов оставив здесь, Аргас с тремя переправился через ров. Начавших было выглядывать из-за укрытий стены сарацинов стрелы юных воинов сразу же заставили попрятаться обратно. Увидев это, уйгуры радостно закричали, приветствуя меткость юнцов.

Найманские сюны тойона Чулбу тем временем подскакали вплотную к стене, стали забрасывать на нее длинные крепкие сети-лестницы, сплетенные из кожаных веревок, с железными крюками на концах, и тут же начали взбираться по ним наверх. Сопротивления здесь почти не было, с осмелившимися выскочить под стрелы расправились быстро.

Первым делом двое сняли торчащее копье с головой Хусейна и бережно передали вниз, своим. Все остальные в это время стали забрасывать сверху находящихся в крепости сарацинов взрывными и зажигательными снарядами, шарами из обожженной глины, подняв такой грохот и дым, будто там проснулся маленький вулкан. Внутри крепости загорелось какое-то деревянное строение, слышались крики ужаса и боли, сплошной разноголосый гул паники.

– Ну что, несладко?!. – орали снаружи, у рва стоя, уйгуры, издевались над ними. – Негодяи, не признающие никаких обычаев войны, убивающие безоружных илчи… получили?! Мы вам еще покажем, что почем!..

– Да молчите вы, дураки! Все пока идет хорошо, – остановил крикунов негромкий хриплый голос. – Ишь, разошлись они…

– Это почему – молчать?

– Да потому… Если б сарацины сдались без крови и боя, мы бы прошли стороной, даже не заходя в крепость. А теперь нам точно что-нибудь да достанется…

– Ты смотри, какой он хитроумный!