Но этого всего мало! Пётр тоже знает приказную систему, знает и многое иное, что уловил своим мощным умом и во время долгих странствий в чужих землях, что вынес из глубины народного моря, куда окунался поневоле ребёнком, сосланный с матерью подальше от трона, куда и потом погружался с головой сознательно, по доброй воле, будучи уже царём, когда жил среди простого люда, желая слышать и знать, что думает и как живёт настоящая Русь, чернозёмная, а не приказные крысы и вельможные грызуны-захватчики!..
И, покачиваясь на мягком сиденье возка, строит Гагарин тысячи предположений и планов, которые могли бы привести его к великой, затаённой цели...
Ближайшие события перестали беспокоить князя. Взбудораженный вестями о доносах, встречей с фискалом, дух его успокоился. Гагарин понимает, что нетрудно будет пока снять с себя наговоры, найти извинение и за содеянные проступки... Их ещё мало, и они слишком незначительны... Даже хорошо, что он поторопился явиться на свою защиту именно теперь, когда защита ещё слишком легка. Это обеспечит ему доверие и покой на долгое время... А вот как дальше?..
И, напряжённо ломая голову над дальнейшими планами, находя несвоевременным обратиться за советами к Келецкому, пока нет достаточно веских данных для обсуждения вопроса, Гагарин вдруг погружался в глубокий сон, словно не головою он работал долгие часы, а был охвачен усталью после тяжкого телесного труда...
А возок мчался всё дальше и дальше от Сибири, всё ближе и ближе к Питеру и Москве.
Не сразу явился Гагарин к царю.
По примеру удачного прошлого года Пётр собирался летом снова снарядить огромную флотилию и разбить на море шведов, поэтому почти и не сидел ни в Москве, ни в Санкт-Питербурхе, как он называл свою новую столицу. Котлин с его Кроншлотом видели чаще государя, чем стены городских и загородных дворцов, прежде таких весёлых, оживлённых, шумных...
Свои сановники и иноземные послы с неотложными делами вынуждены были узнавать, где находится царь. Первейшие вельможи ныряли в ухабы избитого зимнего пути, пробирались среди брёвен и мусора, подымались на деки новых и старых, подправляемых кораблей, где заставали порою Петра не только в виде главного инспектора, но с рубанком или с лекалом в руке, с отвесом или долотом, когда царь, по обычной своей стремительности и нетерпению, старался быстро и наглядно показать неумелому работнику, как лучше и скорее можно выполнить заданную работу...
Надолго задержался Гагарин в Москве, где его сказочно богатый дворец в полной готовности и в образцовом порядке давно поджидал хозяина; казалось, что Гагарин только вчера вышел из дому и, вернувшись, нашёл всё, как было.
Дочь князя, девушка-невеста, которую отец по многим основаниям не взял с собою в Тобольск, жила у дяди, Василия Иваныча, выезжая в свет с его взрослыми дочерьми. Но она всё же порою заглядывала в родной дом с теми же подругами, двоюродными сёстрами, и небольшой штат прислуги, с пожилым, опытным дворецким Минычем во главе, старался поддерживать полный порядок в доме. Да и стольник, князь Василий Иваныч, изредка заглядывал, так что волей-неволей слишком распускаться дворня не смела, несмотря на долгое отсутствие Гагарина, живущего за тридевять земель...
Радостно, шумно был встречен вельможа теми осколками старого боярства, которые доживали свой век в Москве, сторонясь, явно чуждаясь новой столицы, этого Парадиза, как называл своё создание Пётр.
Не стоя близко к настоящему правительству, эти недовольные старики пользовались всё же большим влиянием и по своему происхождению, и по богатству, накопленному дедами и прадедами. Десятки тысяч душ и бесконечные земельные угодья составляли, главным образом, достояние москвичей из неслужилой знати в отличие от аренд и жалованья, достигающего десятков тысяч рублей в год, каким награждались питерские служаки из старого барства и из новых, свежеиспечённых дворян и вельмож, вроде того же Меншикова, или иностранных любимцев, одаряемых землями, титулами и орденами за усердную и умелую службу государю и государству...
Объездив друзей, разведав поподробнее всё, о чём неудобно было сообщать письменно, отпировав почти везде на радостях о его прибытии, Гагарин и сам должен был раза два устроить ответный приём, так как в один раз не вместили бы даже его палаты всех желающих и имеющих право побывать на празднике, устроенном наместником Сибири, её некоронованным царём, как толковали многие, кто получше знал тамошние порядки и течение служебной жизни в Российском государстве.
А пока князь тут отдыхал, посещал московских друзей и принимал их у себя, в невский Парадиз поскакали нарочные с письмами к нужным людям. Выяснилось, что раньше начала мая и не сможет царь хорошенько потолковать со своим губернатором о делах Сибири вообще и о возведённых на Гагарина наветах в частности.
Пока предложено было князю составить подробный отчёт об этих двух истекших годах управления краем и особенно поставлен был на вид вопрос о богатых россыпях в Бухарской земле на Амун-Дарье, как её называли тогда.