По воле Петра Великого

Сын Гагарина нарочно явился в Москву из Парадиза, чтобы поделиться с отцом самыми свежими вестями дворцовыми и новостями государственной важности. От него узнал Гагарин, что врачи открыли у царевича Алексея признаки злейшей чахотки и настаивают на отъезде его в Карлсбад, для леченья.

Кутежи, распутство и сильное пьянство, которому он предавался по примеру отца, подорвали слабое здоровье юноши-царевича. Но он и не думал остановиться, поберечь себя. Безвольный во всём, здесь Алексей проявлял несокрушимое упорство и настойчивость, достойные лучшей цели. Сам царь собирался сперва выступить со всей своей новой армадой к Ревелю и затем искать сражений с шведскими эскадрами, где бы те ни показались. Не придётся ему даже быть при давно и с нетерпением ожидаемом событии, разрешении от бремени кронпринцессы Шарлотты, предстоящем очень скоро, согласно заявлениям придворных акушеров и бабушек-повитух.

О растущей силе и влиянии Меншикова, о новых связях и увлечениях Петра и всех его собутыльников и сотрудников подробно рассказал сын отцу, пропустил через своё сито и Екатерину, эту чародейку, которая, вечно смеясь и веселясь, лаская всех взглядами своих тёмных очей, успевает держать в руках мужа и в то же время поддерживает прежнюю, более чем тёплую, чересчур нежную дружбу с бывшим её покровителем, Меншиковым.

Смеётся громко, заливается Гагарин, слушая смелые описания сына, его циничные, но меткие шуточки и остроты, французские каламбуры, пересыпаемые чисто русской крупной солью метких словечек и прозвищ нецензурного свойства...

О своих похождениях просто и откровенно сообщает сын отцу, зная, как тот любит сочные описания заманчивых картин на мифологические сюжеты, хотя бы и в переложении на современные нравы.

Отец, в свой черёд, также без стеснений делится с сыном не только своими административными впечатлениями, вынесенными после двухлетнего пребывания в дикой Сибири. Он посвящает юношу во все свои минутные увлечения, каких немало начтётся за такой долгий срок, говорит о разрыве с Алиной, об охлаждении к польке, занимающей отныне только место экономки в дому. И о поповне узнал юный князь, заинтересовался её наружностью, просил написать и прислать портрет и только остерёг отца:

   — Глядите, батюшка, не женила бы вас на себе сия салдинская чародейка... Не пристало бы это ни вам, ни всему нашему роду!.. Даже иму я веру, что целомудренна оная особа, как Сусанна... но тем опаснее она людям вашего возраста... Не взыщите, как сын любящий и почтительный решаюсь говорить вам, батюшка...

   — Хе-хе-хе... Глупенький... Говори, ничего!.. Обиды нет в твоих словах!.. А непонятие явное! Я сам лучше тебя вижу, что можно, а чего нельзя. Будь помоложе я... и при той пылкости чувств, какую внушила Агаша к себе... пожалуй, тогда я бы ещё рискнул жениться и дать тебе сонаследника... Ха-ха-ха!.. А теперь не бойся! Сестре, Наташе, придётся выдать её приданое, как уж мною решено. А всё, что после меня останется — всё тебе!.. Только умей поддержать род наш высокий... Да внучков мне парочку заготовь, чтобы не пресеклась линия наша, как самая старшая в роду... А эту курочку... поповну?.. Мила она мне, но и я её понимаю!.. Ласкова, словно кошечка... А нет-нет, и от моих седых усов на иные, на чёрные, на завитые глянет и заалеет вся, зардеется... Хе-хе-хе!.. Я и сейчас её, куропаточку, с парой таких усиков оставил, с верным моим подручным, с бравым офицериком. Пусть забавляется, пока меня нет... Хе-хе-хе!.. Её не убудет... А приеду, девчонка вину за собою знать будет, стыд почувствует... Постарается... заслужить!.. Хе-хе-хе!.. Вот ей было хорошо... и мне будет не плохо!.. Годы молодые минули, когда девушки меня за ласку любили, за поцелуи мои горячие, а не за подарочки... Вот как и тебя ещё, поди, любят глупые девчонки, благо ты такой щёголь да хорошун... В меня пошёл, каналья... Ха-ха-ха!.. А я?.. В мои годы надо даже при любви и то немного политики подпущать, чтобы жилось помилее... Так ты не бойся... и меня не остерегай, поповну в мачехи тебе не дам!..

* * *

Май настал. Гагарин появился в новой столице, но Петра здесь не застал и, ожидая его, объездил своих влиятельных друзей: Долгоруких, Головкиных, Шафирова, погоревал о смерти Апраксина и наконец побывал у Меншикова, заранее подготовив себе добрый приём у всесильного временщика при помощи тех же друзей и свояков, Шафирова и Головкина с присными их.

Меншиков давно ждал этого посещения и в чаянии собственной выгоды, и для выполнения воли Петра, который поручил ему прежде принять, выслушать Гагарина, всё доложить после толком, чтобы царь заранее мог решить, чего достоин вельможа, как надо принять этого влиятельного человека. Обойтись ли с ним по-старому, дружески и с уважением, или сокрушить громами негодования и гнева?