По воле Петра Великого

   — Который ныне первым сибирским фискалом на Тоболеск послан! — влился не без яду в речь хозяина Гагарин. — Да не о нём речь покуда... О самоцвете потолкуем. Греха не потаю, кой-что и правда в байках тех чудачных. Купец-плут вёз товары явленные, а промежду тем и обводных, запретных много затаил, хотел провести их безданно-беспошлинно! А одной пошлины с тех товаров тысяч пять, коли не весь десяток причиталося!..

   — Ого! — вырвалось у Меншикова.

   — Да! Есть такие плуты-воры торгаши... И объездчик-казак то воровство сметил, товары отобрал, словно бы в казну их, как надо, сдать обещал... И сдал кой-что, да лучшее утаил, и рубин в том числе. Купец с досады руки на себя наложил, только раней есаула изранил порядком... Тот слег даже... Я про воровское дело сведал, казака под арест взял, допросить сбирался только... Не потаю, с пристрастием хотел правды искать, всё было готово для пытки судебной... А есаул мой с перепугу али от прежних ран и помер, допроса не дождавшись... Свидетели тому есть! Попа звали, пока он отходил... Весь целёхонек лежал разбойник, не считая ран своих старых. Ни косточки ещё не пощупали мои палачи у него... Ну, что делать! Обмывать, хоронить надо, честь честью... Медикус мой, Зигмунт, известен который и твоей светлости, стал осмотр чинить: с чего помер парень? Щупает, слушает... Глянь, жолв под мышкой твёрдый такой... Он надавил, а на том желве и рубец свежий ещё не зажил, почитай... Кожа словно разрезана была да потом зашита! Глазам не поверил медикус... Нажал сильнее — прямо камень под кожей... и шов раскрываться сам стал... Нити-то стоило чикнуть ножом, а под кожей и камень искомый лежит! Вот куды от обыску схоронил его разбойник!..

   — Ну и народ! — протянул только Меншиков.

   — Сибирь, одно слово! Недаром люди так боятся имени того... А вот мне пришлося там и век коротать для-ради выгоды его величества и прибыли государственной... Но кончу дай... Взял я самоцвет. Сам не знаю: посылать ли такое сокровище сюды? И кому его? Царю словно бы и не годится вещь, кровью залитая... Я сам такие редкие штуки люблю... да для меня больно лаком кус!.. И решил: никому иному тою вещью не владеть, как князю Александру Даниловичу! Вот, получай!..

Камень, давно зажатый в руке, сразу блеснул в лучах солнца, освобождённый от мягкой замшевой оболочки, в которой лежал раньше в бумажнике Гагарина.

Побледнел даже Меншиков при виде сокровища сказочной цены и красоты.

   — Брось... не шути, Матвей Петрович! — проговорил было он, но сразу замолчал, осторожно взял рубин двумя пальцами и, крутя его на солнечном свету, стал наблюдать за чудной игрой нежно-пурпурных лучей, исходящих из камня.

   — Што за чудо!.. Клад бесценный! Батюшки мои... вот так самоцвет! — полушёпотом срывалось у Меншикова. — А... энто што же... знаки нарезные?.. Печать, што ли? В перстень царский, видно, был вставлен дивный камешек, а?.. Не знаешь ли, князенька?..

   — Не знал и сам я, да люди научили... По-хински, по древней ихней речи тут написано. По-нашему будет: «Земля зовёт»!.. Заклятье, видно. Штобы камень, если и уйдёт из рук, назад бы скорее вертался. Да, ау!.. Поди, и косточки того истлели, хто перстнем и рубином сим владел! Куды уж ему вертаться! Пусть он у тебя и остаётся, благодетедель, тебе на радость да на утеху... Нашей старой дружбы и приязни на вечное закрепление!..

Даже поклоном с места, сидя в своём кресле, подтвердил Гагарин свою просьбу и щедрый, беспримерный дар.

Меншиков понимал, что князь мог продать камень за огромную цену и в Китай, богдыхану, который тоже собирал редкие самоцветы, и какому-нибудь из богатых западных государей, поручив сыну эту щекотливую операцию. Наконец, сложив талисман в груду семейных сокровищ, Гагарин тоже не рисковал ничем... И светлейший, оценивая достойно великодушие и щедрость дарителя, выражая ему торопливо и горячо самую искреннюю благодарность, в то же время соображал: «А што же старый лукавец и хапун всесветный потребует от меня взамен столь щедрых даров?.. Уж не меньше, чем душу мою грешную... либо — равное тому!..»

Но и тут Меншикова ждало приятное разочарование.

Когда иссяк поток благодарностей, которыми хозяин осыпал гостя, когда речь перешла на текущие новости и дела, Гагарин стал расспрашивать фаворита: в каком настроении Пётр, гневается ли он на него, Гагарина?.. За что гневается и сильно ли?.. Чего ждёт от него?.. Не думает ли сместить с губернаторства?.. Есть ли претенденты и насколько они сильны?.. Но и только.

Не выдавая Петра с его секретными поручениями, данными фавориту, Меншиков успел сразу успокоить гостя, который, конечно, заслужил полного внимания и поддержки. И оказать таковую Меншиков искренно обещал Гагарину с первых слов.