По волнам жизни. Том 2

Широкие улицы, обсаженные с обеих сторон аллеями из уходящих в небо тополей. Масса садов, — одинокие домики утопают в садах. Фруктовых садов так много, что ими пользуются, как топливом.

Движения мало. Только на главной улице да близ базара жизнь била ключом. А так — изредка проедет фаэтон, проскачет сарт на лошади, в чалме, в развевающемся на ветру ярком халате, или проплетется караван навьюченных верблюдов, позвякивающих колокольчиками и оглядывающих редких прохожих большими кроткими глазами.

К девяти часам жизнь замирала. Только ночные сторожа перестукиваются колотушками, да редко-редко фаэтон провозит возвращающихся из клуба.

Лишь в пригородных сартских садах, в чайхане, звучит бубен. Там почтенные седобородые сарты услаждаются танцами мальчиков-бачей. И удостаиваемые мальчишкою ласки громким криком сладострастного восторга прорезывают ночную тишь…

Все теперь изменилось, начиная от внешнего вида города. Поливка улиц, по случаю свободы, упразднена. Над улицами весь день стоит серая густая пелена пыли. Ее вдыхаешь обоими легкими, да еще любуешься серой, а не зеленой, как раньше, листвой. На многих улицах — лысины, после вырубки.

Тишина исчезла. Там, в России, весну коммунистического рая уже отпраздновали, там уже будни. Здесь — праздник в полном разгаре. Всюду толпы, всюду безделье. По ночам, чуть ли не до утра, из разных концов гремит нестройная музыка. И пролетарская молодежь танцует, танцует…

Но этот шабаш ведьм не захватил толщи населения. Кроме русских — здесь много рабочих в железнодорожных мастерских и много красных войск — к празднику жизни примкнула только часть незрелой туземной молодежи.

Все сколько-нибудь хорошие дома отняты от владельцев. В них разместились «правительственные учреждения». Боже, каких только нет: и таджикские, и татарские, и киргизские, и туркменские… В результате — такая острая нужда в жилищах, какой не было в ту пору даже в Москве.

Я видел местное правительство — членов Турцика. Почти сплошь — мальчишки, 18–20 лет. Недоучившиеся воспитанники местной учительской семинарии. К ним примазалось некоторое число опытных и беспринципных дельцов, руководящих деловой стороной у желторотых сановников.

Вся эта компания завладела прекрасным зданием бывшей казенной палаты, гоняла весь день на автомобилях, суетилась…

Пожалуй, суета и была тогда главным их занятием. Но центральной советской власти, постоянно изменчивой, в ту пору надоедала игра в «самостийность». Туркестан был наводнен Красной армией. Перед таким аргументом юноши из Турцика пасовали.

Я возвращался из Туркестана вместе с одним из таких юнцов-вельмож. В пути он со мною разоткровенничался:

— По правде говоря, коммунизм в Туркреспублике не привился. В партию записываются многие, но почти сплошь лавочники, владельцы чайхан, кулаки, ростовщики… Они совершенно незнакомы с программой партии, но соблазняются выгодами, которые дает своим членам компартия. Однако, когда узнают программу, выходят из партии:

— Нам, — говорят, — это не подходит.

Коммунизм тогда не удался… И торговля была в полном разгаре. Она была, как и везде, запрещена также и здесь, но через короткое время ее пришлось разрешить, — раньше, чем при Нэпе где-либо в России. Неудивительно — сарты, как китайцы, все торгаши по призванию.

Чего, однако, не смогла испортить даже советская власть, — это урожайности края… Этих дивных фруктов, винограда, дынь, арбузов…

Что там за персики! Средней величины персик уже не проходит в стакан. А крупные поспорят своей величиной с крупным апельсином.

Арбузы, дыни! Туркестан знаменит своими дынями. Больше всего хвалят чарджуйские, но еще лучше — хивинские. Только их трудно было получать. Сообщение длинное, а дыни эти слишком нежны.

В былые времена клубника-виктория стоила 4 коп. фунт; теперь ее вывозят — подорожала. Но виноград и вино все еще дешевы.

Да, потоки солнечных лучей на орошаемой туркестанской почве творят чудеса. В умелых руках этот край обеспечивал бы фруктами и хлопком всю Россию.

В умелых… а теперь большую часть хлопковых полей пришлось обратить под пшеницу и т. п. Не было подвоза, не было хлеба. Пришлось менять хозяйство.

А в последующие годы советская власть довела до голода даже и Туркестан.

Побывал я на Воскресенском базаре, который в старину назывался еще и «пьяным» базаром. Он был полон всякими товарами. Особенно много было продовольствия: свежие и сушеные фрукты, восточные лакомства… Был целый ряд базарных ресторанчиков, войти в которые можно было лишь при известной смелости в отношении брезгливости.

Впрочем, я рискнул в одной из уличных сартских мелких столовых спросить порцию шашлыка. Мне дали на вертелах превкусные куски, и стоило это недорого.

Особенностью базара была длинная шеренга «буржуев и буржуек», распродававших остатки своего имущества.

В большом здании цирка была тогда устроена краевая выставка. Она должна была щегольнуть искусством, техникой, сельским хозяйством и пр. в Туркреспублике. Вместе с тем это служило и рекламой для советского режима.