По волнам жизни. Том 2

Пошел я посмотреть. День был, как обыкновенно, очень пыльный, и мои сапоги покрылись серым слоем. Остановился я возле чистильщика сапог, молодого сарта. Впереди — парочка: молодой человек в военном френче, в щегольских сапогах, — комиссар или чекист, а с ним барышня.

— Почисти!

Сарт повытирал ботинки и сапоги, помахал щеткой.

Парочка, не заплатив, с достоинством пошла дальше, вошла в цирк.

— У-у, совэцки шалтай-болтай!

— Что, брат, не платят?

— Эх!

Он махнул рукой.

Пока чистил мне сапоги, разговорились. Оказалось, он служил в предыдущие годы на Ташкентской обсерватории и знал местных астрономов. Узнав, что и я бывший астроном этой обсерватории, заявил:

— С вас, тюря, денег не беру!

— Почему?

— Вы другой человек. Не совэцки!

Уговоры не помогли. Пришлось всунуть ему деньги насильно.

В коридорах цирка-театра и в примыкающих к нему двориках масса народа. Гремит музыка, ходят разряженные.

Хороши хозяйственные экспонаты, особенно сушеные абрикосы. Все же остальное относилось ко временам «проклятого старого» режима. Новый режим не дал ничего. Помнится, что в экспонатах обсерватории было что-то и мое. Словом, выставка была самообманом.

Возвращение

Истек срок моего возвращения; все дела кончены, со старыми знакомыми повидался.

Как и все приезжающие в Туркестан, позаботился я о продовольствии для семьи. Купил два пуда белой муки, пуд рису, восточных лакомств и пр. Да и старые друзья снабдили кое-какими продовольственными подарками.

Надо было получить разрешение на вывоз всего закупленного, это было нелегким делом: вывоз продовольствия тормозился. Помогла протекция. Знакомые предупредили, кого следует, в продовольственном отделе, и, когда я пришел за удостоверением, служащий «из своих» быстро провел это дело. Я оказался обладателем разрешения на вывоз четырех пудов продовольствия.

Теперь надо было получить от Чека разрешение на выезд. Прошел в соответственное учреждение и подал с улицы в окошечко свои документы. Из уважения, вероятно, к моему профессорскому званию, меня пригласили в комнату, посадили и довольно скоро поставили разрешительный штамп на выезд.

Затем предстояло самое трудное: получить право на проезд по железной дороге, заменявшее билет. Меня научили, что самый лучший способ — получить один из билетов, находящихся на каждый день в распоряжении Турцика.

Накануне дня отъезда пошел я в это учреждение. Поразил состав служащих. Попадались и пожилые, очевидно из старых чиновников, но большинство было безусые юнцы — черномазые сарты, киргизы, татарчата… И все время такие же юнцы подкатывали к Турцику на автомобилях и отъезжали от него.

Меня стали направлять из комнаты в комнату, из отдела в отдел. В них то прямо отказывали в билете, то направляли в другое помещение, где постигал тот же результат.

Встречаю в коридоре черномазого юнца лет 18:

— Скажите, пожалуйста, у кого я могу получить право на проезд?

Грубо буркает:

— У секретаря Турцика!

Сажусь в приемную у секретаря, жду добрый час очереди, наконец вхожу в кабинет сановника. Им оказывается этот самый грубый юнец, у которого я осведомлялся. Рассмотрел мои документы:

— Разрешения вам дать не могу!

— Но почему же? Ведь мне надо возвратиться к месту постоянной службы.

— Сказал же я: не могу!

Делать нечего, зря потерял целый день. Решил поехать на вокзал и получить билет на правах обыкновенного пассажира.

На вокзале я провел целый вечер. Кассу для продажи билетов там, однако, не открыли, но собравшиеся пассажиры составили список очереди, по которому на другое утро должны были получить билеты. Я попал в список девятым, проезд был поэтому обеспечен, а потому я спокойно отправился домой.

На следующее утро приезжаю на вокзал и застаю сюрприз: наш старый список уничтожили, составили новый, а для его неоспоримости наверху получили штамп и подпись комиссара милиции.

Собрались вчерашние пассажиры. Они стали протестовать, но кассир заявил, что он должен выдавать по списку, утвержденному милицией.

Делать нечего, записываюсь в новый список. Но до меня очередь не дошла. Билеты расхватали, а кассир объявил, что остались только билеты, находящиеся в распоряжении советских учреждений, но и их можно получить только не позже 12 часов дня.

В моем распоряжении осталось около часу. Скорее поехал в Туркестанский университет. Рассказываю правлению, что вышло, и прошу помочь мне, как их представителю в Москве.

— С нами, — говорят мне, — в Турцике все-таки считаются. Попробуем!

Со мной отправляется туда ректор А. Л. Бродский. Нас принимают в одном из отделов немедленно, и очень скоро я получаю необходимое свидетельство.

Скорее мчусь на вокзал и попадаю со своим удостоверением за две минуты до двенадцати. А у кассы уже ждет громадная толпа, чтобы расхватать билеты, не востребованные учреждениями.

Слава Богу, билет в кармане.

Теперь надо вывезти свой багаж. Поезд отходит в шесть вечера, но я на вокзале с трех часов, чтобы успеть сдать свой багаж, в числе которого два мешка с мукой.