Читаем По волнам жизни. Том 2 полностью

— Наладилось! Сговорился я с составителем поездов. Его фамилия — Чуб. Обещал Чуб, что к вечеру, как будто по ошибке, перегонит вагон на Киев I. Ему надо заплатить двадцать тысяч рублей. А кроме того, надо достать разрешение от комиссара станции.

Пошел я хлопотать по станционным отделениям. Провозился с этим делом часа три. Под конец сумел упросить типа, являвшегося комиссаром. Он дал бумажку, разрешающую пропуск вагона.

Было уже поздно и темно. Возвращаюсь, а нашего вагона нет и следа.

Что тут делать? Скоро и поезд подойдет, который должен был по ошибке нас прихватить…

Досадно — потерял вагон, потерял дочь. Иду на розыски по рельсам.

Вдали на рельсах фонарь. Кто-то странно им размахивает. Спешу к нему:

— Вы не знаете ли, товарищ, куда пропал вагон номер такой-то?

— А, это вы, господин? Я — Чуб! Нарочно вас фонарем подзываю, чтобы вы не заблудились здесь. Пожалуйте, ваш вагон уже на месте. Торопитесь только. Надо бегом! Сейчас поезд подойдет.

Побежали мы с ним. Едва я успел вскочить в вагон, где с тревогой ждали меня Орлов и дочь, как подошел поезд.

Небольшой толчок. Нас подхватили, и через четверть часа мы были опять на Киеве I.

Киев I

Утром Орлов пошел просить в контору станции, чтобы нас «по ошибке» не отослали опять на Киев II и чтобы здесь не загоняли далеко.

— Да как же вы попали сюда без ордера?

— Не знаю, — говорит Орлов, — должно быть, по ошибке прицепили.

— Гмм, да! Ну, уж если попали, так оставайтесь. Не отсылать же вас второй раз туда.

Стали мы жить на Киеве I. Здесь был целый городок из таких же населенных вагонов, обитатели коих кляли свою судьбу. Одни стояли так уже несколько дней; иные жаловались, что стоят уже недели две и не знают, когда разрешат им продолжать путь. На покрытых снегом путях стояли высокие кучи людских нечистот. Их не убирали, и гигиенические условия были здесь скверные.

Здание вокзала было также густо заселено и сильно загажено. Состав его обитателей постоянно изменялся, но по преимуществу он состоял из проезжих красноармейцев.

Перед вокзалом существовал маленький базарчик, на котором можно было получить хлеб и необходимейшие продукты. Обед мы готовили себе в вагоне.

Орлов каждый день ходил хлопотать в управление, чтобы нас прицепили к одесскому поезду. Однако у него дело вперед не подвигалось. Поезда, идущие на Одессу, были всегда с полным составом осей и прицепить к ним еще наш вагон не соглашались. Но когда просили о прицепке привилегированные лица или учреждения, это оказывалось возможным.

Свободное время — а его было сколько угодно — мы посвящали прогулкам по занесенному снегом Киеву.

Посетил я, между прочим, Киевскую университетскую обсерваторию. В ту пору это было учреждение, забытое Богом и людьми. Даже тропинка от улицы была к ней мало протоптана. Видно было, что оттуда мало кто выходит, и туда мало кто направляется.

Внутри обсерваторского двора признаки жизни замечались также лишь с трудом. Дорожка к одному из зданий все же была расчищена, но башни и павильон с инструментами были сплошь в снегу. Видно было, что о научной работе сейчас никто не вспоминает.

Номинально директором обсерватории считался одесский профессор А. Я. Орлов, но это была фикция. Предприимчивый делец-ученый, он сразу занял несколько должностей в разных городах, получая по ним жалованье, пока его платят. Приезжать же на службу он и не думал. Между тем в Киеве этого не понимали и всерьез его поджидали. Временно же обсерваторией заведовал астроном-наблюдатель, мой друг, старый циник и философ М. П. Диченко.

— О нас забыли, — говорил он. — Это очень хорошо, хотя и не всегда. Вот сейчас, например, топить нечем… Ну, стали мы деревья из сада вырубать.

В управлении железных дорог

Мы провели уже пять дней в Киеве. У Орлова опустились руки.

— Похлопочите вы, Всеволод Викторович, сами в управлении! У меня дело что-то не выходит.

Отправляюсь хлопотать. Действительно, точно в каменную стенку упираюсь, отсылают один к другому, только чтобы от себя сбыть:

— Да, знаем! Ваш сотрудник у нас уже не раз был, говорил. Но что поделаешь, нельзя! Все, полный комплект осей.

А при мне же приходит требование от привилегированных лиц или учреждений:

— Этих пропустить нужно! Вместо них кого-нибудь отцепим. Кого бы? Ну, вот этот вагон.

Следует телефонное распоряжение об отцепке. Считавшие уже себя счастливцами — увы, опять остаются в Киеве.

Вижу, что надо пускать все средства в ход. Начинаю врать, как то делал М. Н. Канищев (стр. 249–250):

— Помилуйте! У нас едет ученая экспедиция наблюдать солнце во время зимнего солнцестояния. Вы ведь знаете, когда оно бывает? 22 декабря…

— Да, знаем… Только все оси…

— Вот видите! А сегодня уже 20 декабря. У нас только-только времени в обрез, чтобы успеть доехать и установить свои инструменты. Если вы не пошлете наш вагон с ближайшим же поездом, все пропало! Понапрасну экспедиция поехала.

— Мы это понимаем, товарищ…

Перейти на страницу:

Все книги серии Россия в мемуарах

Воспоминания. От крепостного права до большевиков
Воспоминания. От крепостного права до большевиков

Впервые на русском языке публикуются в полном виде воспоминания барона Н.Е. Врангеля, отца историка искусства H.H. Врангеля и главнокомандующего вооруженными силами Юга России П.Н. Врангеля. Мемуары его весьма актуальны: известный предприниматель своего времени, он описывает, как (подобно нынешним временам) государство во второй половине XIX — начале XX века всячески сковывало инициативу своих подданных, душило их начинания инструкциями и бюрократической опекой. Перед читателями проходят различные сферы русской жизни: столицы и провинция, императорский двор и крестьянство. Ярко охарактеризованы известные исторические деятели, с которыми довелось встречаться Н.Е. Врангелю: M.A. Бакунин, М.Д. Скобелев, С.Ю. Витте, Александр III и др.

Николай Егорович Врангель

Биографии и Мемуары / История / Учебная и научная литература / Образование и наука / Документальное
Жизнь Степановки, или Лирическое хозяйство
Жизнь Степановки, или Лирическое хозяйство

Не все знают, что проникновенный лирик А. Фет к концу своей жизни превратился в одного из богатейших русских писателей. Купив в 1860 г. небольшое имение Степановку в Орловской губернии, он «фермерствовал» там, а потом в другом месте в течение нескольких десятилетий. Хотя в итоге он добился успеха, но перед этим в полной мере вкусил прелести хозяйствования в российских условиях. В 1862–1871 гг. А. Фет печатал в журналах очерки, основывающиеся на его «фермерском» опыте и представляющие собой своеобразный сплав воспоминаний, лирических наблюдений и философских размышлений о сути русского характера. Они впервые объединены в настоящем издании; в качестве приложения в книгу включены стихотворения А. Фета, написанные в Степановке (в редакции того времени многие печатаются впервые).http://ruslit.traumlibrary.net

Афанасий Афанасьевич Фет

Публицистика / Документальное

Похожие книги

100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары