По волнам жизни. Том 2

Тем временем шли приготовления к защите. С двух сторон вокзала поставили по бронированному вагону с пулеметами; вагоны были переделаны из железных вагонов, перевозивших руду или уголь. В разных местах вокзальной территории расположились на ночь команды охраны.

Обстановка и настроение были боевые. Но странно, как ко всему привыкаешь. Эту ночь я проспал нисколько не хуже, чем в нормальных условиях. А утром узнал, что ничего не произошло.

Все же нас не выпустили и утром.

Пользуясь временем, я сходил на рынок, который оставил такое воспоминание, по контрасту с центральной Россией. Увы, не прошло и месяца моего отсутствия, как картина стала неузнаваемой. Советская власть наложила руку и сюда. Стали разгонять и преследовать торговцев, реквизировать товары, и рынок сжался и опустел. В нем стало совсем почти безлюдно, точно на московских рынках.

Утром выпустили для пробы товарный поезд. Он прошел несколько станций благополучно, без нападения. Тогда, около полудня, выпустили и наш, пассажирский. Впереди, саженях в пятидесяти, ехал бронепоезд.

Нападут или не нападут… Это нервировало. Удачное нападение не сулило ничего хорошего для едущих с советскими мандатами…

Проехали благополучно.

Добрались до никем добрым словом не поминаемого Харькова. Опять пришлось выгружаться и провести целые сутки на грязных полах вокзала. В пути я познакомился с семьей одного офицера, который был теперь на советской службе в Тверской губернии. С ними ехали два красноармейца, из которых один был чекистом и имел связи в харьковской вокзальной Чека. Это всем нам помогло.

Снова пришлось хлопотать о получении разрешения на дальнейший проезд. Теперь разрешения выдавались в отделении комендатуры, которое помещалось в небольшой постройке на вокзальной площади. Когда дошла моя очередь, с удивлением увидел, что среди чинов комендатуры, разрешающих вопрос о проезде, расселся пролезший туда «товарищ лекпом». Ловкий малый…

Поздним вечером подали поезд на Москву, и в него хлынула лавина пассажиров. В разных местах стали раздаваться отчаянные вопли и плач. Что такое? Оказалось, что солдаты «заградительных отрядов» отбирают у пассажиров продовольствие, закупленное для отвоза в центр. Многие затратили последние средства, затратили громадный труд, чтобы добыть провизию, а теперь ее безжалостно грабят.

Вижу на перроне пожилого господина в выцветшей фуражке учебного ведомства. Он рыдает, как ребенок: у него отняли все, что он вез для семьи. Разумеется, это не спекулянт, но грабителей не остановило отобрать и у него.

У меня тоже было немало продовольствия накуплено для семьи, и мои чемоданы были так тяжелы, что сам дотащить их я не мог. Но мне помог солдат из нашей компании. У входа в вагон мой багаж задержали: он был подозрителен… Однако солдат сумел уговорить контролера — чекиста. Пропустили.

Возвращение в Москву все время протекало под страхом ограбления. Действительно, ревизия происходила раз пять. Заградители не раз сомнительно качали головой над моим багажом… Выручал мой мандат и мое красноречие. Пощупают и махнут рукой.

Вот, наконец, и Москва. Последние затруднения из‐за провизии на вокзале. Пришлось откупаться довольно крупной суммой. Выпустили…

Помощь семье привезенным продовольствием окупила все тяготы, тем более, что они ведь прошли…

12. Снова в Одессу

Выезд

В декабре 1921 года мне снова понадобилось поехать в Одессу. В этом году Главной астрофизической обсерваторией были снаряжены три экспедиции для отыскания подходящих мест, предназначаемых для центральной обсерватории и ее филиалов. Две из них должны были работать в одесском районе под общим руководством проф. А. Я. Орлова (см. стр. 256). Однако об их деятельности не было абсолютно никаких сведений, кроме требования на них денег. Я и решил поехать убедиться на месте, что там, собственно, делается. Поездка формально была обставлена так, как будто нами отправляется научная экспедиция в Одессу[190].

Со мной ехала дочь Людмила, которой надо было вернуться к мужу. Я номинально зачислил дочь секретарем фиктивной экспедиции.

Я взял также с собой числившегося при обсерватории агентом для поручений Орлова, бывшего гвардейского фельдфебеля. Это был основательный мужчина лет за сорок, участвовавший в Великой войне в роли помощника начальника военного обоза. Затем он отдал дань увлечению большевизмом, побывав у себя в деревне на влиятельном советском посту. Однако он успел вовремя прозреть и теперь был настроен ярко антибольшевицки.

За несколько дней до отъезда я командировал Орлова на Брянский вокзал, откуда мы должны были выехать, для хлопот о вагоне. По тем временам на классный вагон рассчитывать было нельзя, надо было довольствоваться товарным — теплушкой. Подмазавши, как следует, вагонного мастера, Орлов выбрал один из товарных вагонов, а мастер обязался словом устроить в нем в окне раму со стеклом, поставить несколько нар и установить железную печку. Все это он честно выполнил.