По волнам жизни. Том 2

В одном из отделов совдепа мне пришлось иметь дело с секретарем отдела, еврейкой, называвшейся «товарищем Зинаидой». Как раз я был у нее 31 декабря, когда, возможно в связи с моим присутствием, была разыграна такая сцена:

Пришедшему в отдел коммунисту Зинаида вдруг начала жаловаться:

— Вот сегодня Новый год! Надо бы встретить, а в доме у меня ничего нет, кроме хлеба. Люди праздник встречают, а мы этого не можем…

Гость, очевидно, служащий в каком-то продовольственном отделе, ее утешил:

— Товарищ Зинаида, я вам велю сейчас принести фунт карамелей и бутылку вина!

А приезжий из Москвы профессор должен был вынести впечатление о том, как бедно живут коммунистические заправилы: под Новый год — ничего, кроме куска хлеба…

Хлопоты об отъезде

Опыт прежних поездок показал, что выехать так же трудно, как и приехать. Когда, около Крещения, настало время этих хлопот, я отправил по разным транспортным учреждениям Орлова.

Вагон, благодаря нашим документам, он выхлопотал, но с прицепкой его к поезду ничего не получалось. Пришлось взяться за это мне. Под конец я добился этого разрешения, однако советский агент, заведующий разрешениями, мне заявил:

— Мы вам даем разрешение на прицепку, но за это вы должны исполнить и нашу просьбу!

— Говорите.

— Возьмите с собой до Москвы нашего пассажира — одного молодого человека, красноармейца. Симпатичный молодой человек.

Пришлось, конечно, согласиться, иначе из Одессы нескоро выехали бы. И я видел, что к этому типу постоянно подходят и просят — одни громко, другие шепотом, — чтобы кого-нибудь пристроить в чьем-либо отдельном вагоне. Исполнялись ли такие просьбы корыстно или бескорыстно, я не знаю.

Впрочем, этот молодой человек оказался действительно симпатичным, нисколько нас не стеснял, а в пути даже был полезен.

Орбинский просил меня довезти до Москвы его сестру Софью Робертовну.

Присутствие женщины в нашей мужской компании не было очень желательным, но отказать старому другу тоже было нельзя.

С нами поехал одесский (а позже симферопольский) астроном Ляпин. Я его приглашал на службу к себе в Астрофизическую обсерваторию. Как человек очень нерешительный, он сначала хотел лично ознакомиться с обстановкой и поэтому решил поехать в Москву.

В последние часы перед отъездом приехал проф. А. Я. Орлов и просил отвезти в Киев его сына и товарища последнего.

Итого, в вагоне уже было шесть человек.

Когда вагон был прицеплен, и мы из осторожности, чтобы к нам не вторглись силою другие пассажиры, накрепко заперлись, в двери вагона раздался стук:

— Товарищ профессор! А, товарищ профессор! Мы от такого-то…

Называют имя агента, давшего ордер на прицепку вагона.

Мы молчим.

— Товарищ профессор, он просит, чтобы вы взяли нас с собой.

Брать с собою… Но ведь вагон уже прицеплен, едва ли его перед отходом вздумают отцеплять… Продолжаю молчать.

— Товарищ! Да отзовитесь же!

Мертвая тишина.

— Да что вы нас боитесь, что ли? Отзовитесь же!

Видя безнадежность достучаться к нам, кандидаты в попутчики отстали.

Возвращение

Выехали мы вечером 12 января. С. Р. устроила себе из простынь подобие купе и в нем укрывалась большую часть дня. Молодые люди были в пути корректны и послушны, так что ехали мы довольно сносно.

Было довольно холодно, но мы с собой вывезли остатки злополучных дров, да и в пути воровали их, наученные опытом, как это делать.

На другой день, поздним вечером, мы застряли на одной из небольших станций. В чем дело, почему мы стоим час за часом? Спросить было не у кого, потому что все служащие вагона исчезли, — точно их ветром вымело.

Потом мы угадали, в чем дело. Это был канун нового года по старому стилю, и, очевидно, служащие станции пригласили встречать новый год всю бригаду нашего поезда. Значит, раньше средины ночи поезд не двинется. Мы улеглись.

Действительно, после двух часов ночи мы поехали дальше.

Снова Киев. Нас поставили на запасный путь.

Однако теперь мы уже были люди ученые. Я командировал Орлова для интимных переговоров с составителями поездов. Дело было легко улажено, не пришлось обращаться и в управление железных дорог. Стоило нам это несколько десятков тысяч рублей, но на другой день вечером мы выехали из Киева.

Теперь мы вступили в сферу московского мешочничества. Отовсюду садились в поезд люди с мешками, — люди разных профессий и состояний, но по преимуществу солдаты или, по крайней мере, в солдатских шинелях. В ту пору надеть на себя солдатскую шинель значило воспользоваться разными привилегиями.

Стали, в числе других мешочников, проситься к нам в вагон студенты и студентки Московского университета, и нескольких из них мы подобрали.

Наконец, часов в девять вечера, приехали мы на Брянский вокзал. Стоял сильный мороз — около двадцати градусов.

Не успели мы выгрузить свои вещи на перрон, как на вагон набросились, точно стая волков, служащие станции и расхватали, вырывая друг у друга, остатки дров.