Правой рукой с самого начала и до конца моей деятельности в научном отделе была Александра Адольфовна Штраус, пожилая учительница женской гимназии Алелековой, на Большой Никитской. Она искала во мне опоры в бурной жизни и, в течение всех пяти лет московской моей деятельности, из кожи лезла, чтобы угодить. Позже она работала везде, где действовал и я: в представительстве Туркестанского университета, в Туркестанском научном обществе, в неудавшемся кооперативе «Прометей» и т. д.
Довольно скоро после водворения большевизма начались шаги по национализации издательств и по фактическому закрепощению авторов. Частные издательства, правда, не были уничтожены все сразу; иные еще чуть дышали. Но чувствовалось, что скоро дойдет очередь и до них.
Полки в книжных магазинах пустели и не пополнялись. Хмурые московские книгопродавцы предсказывали покупателям:
— Скоро будут выдавать ордера и на книги!
Это принималось за шутку. Но позже, действительно, для получения книги часто требовалось испрашивать разрешение соответственного советского органа…
Тем временем в Москве, на Пречистенке, в строгом казенном здании Александро-Мариинского девичьего института раскинулся уже новый институт — Литературно-издательский отдел Народного комиссариата просвещения.
Меня склонил участвовать в работе этого института мой друг — Л. С. Берг, который уже принимал в нем участие в качестве эксперта в области географии. По его рекомендации мне прислал соответственное приглашение возглавлявший этот отдел П. И. Лебедев-Полянский, большевик со стажем писателя. Ознакомившись со списком коллегии, в которой было несколько профессоров и нейтрального направления ученых, я согласился быть экспертом в коллегии по отделам астрономии, космографии и, кажется, еще геофизики.
В первое же посещение отдела я увидел, как рабочие разрушают институтскую церковь, приспособляя ее помещение для каких-то бюрократических нужд советской власти. Первое впечатление от такого неуважения к верующим — к их числу я не относился — произвело тягостное впечатление. Потом такие картины более не удивляли — ко всему присмотрелись.
Литературно-издательский отдел стал забрасывать магазины и советских деятелей русскими классиками, — хорошими томиками, но почему-то напечатанными по старой орфографии[89]
и притом хорошо знакомым шрифтом… Сначала на непосвященных такая быстрая и плодотворная работа нового учреждения — на книжках указывалось, что это издание Литературно-издательского отдела — производила хорошее впечатление; приятно было, что русским классикам уделяется должное внимание и при советской власти, и притом без фанатизма в отношении новой орфографии… Но разгадка не заставила себя ждать. Литературно-издательский отдел просто-напросто реквизировал склад А. Ф. Маркса при покойном сильно распространенном иллюстрированном журнале «Нива», который славился своими литературными приложениями, — напечатал к готовым уже книжкам свои обложки и выпустил в свет в качестве «своего» издания.Стоявший во главе этого отдела И. И. Лебедев-Полянский был нервный и, вероятно, издерганный в прошлой жизни человек; но разговаривать с ним все же было возможно. В Литературно-издательском отделе было организовано несколько отделений, которые должны были обслуживать все виды литературы, от народной и элементарных учебников до художественной и научной. При каждом отделении были созданы совещательные органы из специалистов. Участвуя в них, поскольку дело касалось научной и научно-учебной литературы, я не мог бы, по совести, сказать, что делались крупные промахи в смысле недопущения к печати заслуживающих того работ, по крайней мере в отношении циклов естественно-исторического и технического.
Правда, уже и тогда ставки гонорара были более чем умеренные, и не принималось во внимание быстрое падение рубля; случалось и так, что рубль понижался раз в десять-двадцать, а гонорар этими рублями выплачивался все по той же ставке. Но так продолжалось и позже, в учреждениях, сменивших Литературно-издательский отдел. Торговаться с Лебедевым-Полянским из‐за гонорара приходилось постоянно, и он упирался:
— Мы не хотим создавать из авторов новых капиталистов!
Когда ему указывали на неуместность такого сравнения, Лебедев-Полянский сердился:
— Нет никакой заслуги за учеными в том, что они учились, обеспеченные материально народом.
При заключении договоров на заказываемые книги выдавался аванс, а в таком случае Лебедев-Полянский уже не скупился: аванс выдавался до двух третей договоренной суммы, а иногда и еще больше.
В то время издаваемая на государственный счет книга распределялась еще бесплатно, и заводы[90]
бывали громадные. Книги для народных читален печатались нередко в сотню тысяч экземпляров и больше, а листовки — чуть не до миллиона. Мою книгу «Общедоступная астрономия»[91], на которую я заключил договор, должны были печатать в ста тысячах экземпляров, для распределения ее по народным читальням.