По волнам жизни. Том 2

Когда ко мне впервые явился Котс, тогда преподаватель или профессор второго университета, бывших женских курсов, — я о нем ранее ничего не знал, и на этой почве разыгрался анекдот, обидевший молодого, но весьма самолюбивого, как было видно, ученого.

Я успел уже привыкнуть к разным выражениям советского шифра: МОПР, МОНО, ЦУПВОСО[86] и т. п. Поэтому, когда посетитель протянул мне какую-то бумажку о себе, где четко выделялось слово «КОТС», я спросил:

— Расшифруйте, пожалуйста, для начала, что, собственно, значит КОТС?

У собеседника вытянулось лицо:

— Извините, это моя фамилия!

Дуров же, для усиления шансов, преподносил свою книжку об опытах дрессировки животных[87], причем доказывал, что он применяет в деле дрессировки внушение.

Тер-Оганезов за это ухватился и назначил комиссию, которой Дуров должен был продемонстрировать свое умение внушать мысли животным. Главным экспертом был приглашен проф. зоологии Г. А. Кожевников, но, по бестактности Тер-Оганезова, в число членов комиссии были привлечены и конкуренты, супруги Котс — она тоже имела некоторое отношение к науке. Оба они держали себя нетерпимо, все время мешая опытам ироническими замечаниями и шпильками по адресу Дурова, что заставляло последнего сильно нервничать. Кожевников стоял, скрестивши по-наполеоновски руки, и глубокомысленно молчал.

Для опытов Дуров привез маленькую белую собачку. Присутствующие придумывали задачу, Дуров смотрел собачонке в глаза, и она угадывала его мысль. Все три задачи были ею разрешены недурно. Третья задача состояла в том, что какой-то предмет был спрятан в карман одного из присутствующих, а собачонка должна была его найти. Сначала Дуров положил этот предмет мне в карман, а затем переменил:

— Нет, лучше положу такому-то!

Он это сделал невидимо для собачки, а затем стал смотреть ей в глаза. Собачка в свою очередь впилась в глаза клоуна, а затем метнулась к присутствующим, которых стояло около двадцати человек. Она бросилась ко мне и стала обнюхивать мой карман, куда сначала Дуров положил предмет. Потом повернула и безошибочно направилась к тому, у кого предмет действительно был. Не знаю, искала ли она больше по запаху или действовала по внушению.

Тем не менее ни один из этих конкурентов остатков Зоологического сада в заведование не получил. Выпало же это счастье на долю одного из сотрудников Научного отдела — Иванова, который сумел как-то угодить Тер-Оганезову, хотя сам никакого отношения к зверям, кроме зверского аппетита к доходам за их счет, не имел. Кончилось довольно плохо: в результате ревизии через несколько месяцев Иванов переселился в тюрьму.

Дуров имел и собственный зверинец, и его дрессированным зверям также приходилось страдать от голода, так как нельзя было добывать корма. Не раз жаловался он мне со слезами на глазах, что пало то или другое из выдрессированных им животных. Одним из любимых его «трюков» было вытащить из бокового кармана толстую кипу бумаг:

— Смотрите, это все мандаты от Научного отдела на выдачу мне для животных корма! И тем не менее они дохнут от голода одно за другим!

Как клоун Дуров старался угодить всем. Он показывал вместе со своими животными в цирке номера, направленные против буржуазии, и этим вызывал восторг у революционного пролетариата. А в то время, когда к Москве приближался Деникин, готовил контрреволюционные номера. Он мне рассказал, какой подготовляет номер в связи со злободневным советским порядком, состоявшим в том, что в трамваи публика с заднего входа бросалась стадом и висла на вагоне, в то время как с переднего входа имели право входить только советские ответственные деятели:

— Я разучиваю для цирка такую сценку: по арене едет небольшой трамвай. И кондуктор, и вагоновожатый — дрессированные собаки. На остановке в вагон бросается свора собак, все с заднего входа. Они заполняют вагон, виснут на нем, срываются. В то же время приходит толстая свинья, в кожаной тужурке комиссара, и располагается на передней площадке на просторе.

Этот номер у Дурова пропал зря…

Рассказывал он также, как в ноябре 1917 года во время боев на улицах, в которых, в рядах белых, погиб его сын, он случайно попал на революционный митинг. Здесь что-то его зацепило, и он попытался выступить. Но толпа его не слушала. Тогда он закричал:

— Молчать! Старый клоун говорит!!

Толпа загоготала и стала аплодировать.

— Тише! Я с похорон сына, убитого в этой борьбе…

И он, при напряженном внимании, стал высказываться.

Но ремесло — ремеслом. Я видел в первомайской процессии также и шествие зверей Дурова. В клетке сидела толстая свинья с надписью «буржуй», — и чернь радовалась.

Реквизиция особняка

Наркомпрос с каждым месяцем все распухал, обрастая новыми и комиссиями, и отделениями. Помещение лицея на Крымской площади становилось тесным, и у Научного отдела отнимали комнату за комнатой. Надо было выселяться.