По всем частотам. Сборник

Ник вздыхает и говорит наконец:

– Ладно, давайте. Всем пора.

– И мне? – не оборачиваясь, спрашивает Руслан напряжённым голосом.

– И тебе, – кивает Ник. – Давно пора. Русь вон какой большой и занудный вырос.

Руслан разворачивается и оглядывает Руся.

Тот смущённо разводит руками.

Он на полголовы выше Руслана и ощутимо шире в плечах. Ему девятнадцать.

Руслану вот уже девятнадцать лет, как всё те же неизменные пятнадцать.

– Ладно, идёмте, – берёт командование в свои руки Русь и ловит Ника за локоть: – Стой. Я вперёд. Мара замыкающий, ага?

Мара понимающе хмыкает и привычно вскидывает автомат.

…Они прощаются у подъезда. Стоя на подножке своего автобуса, Ник хмурится, заглядывая Маре в глаза:

– Ты… не пожалел? Ну, о своём выборе…

– Я? Никогда! – Мара хлопает его по плечу левой рукой. Он вообще пользуется в основном только ей, словно забывая о существовании правой. – Никогда… Ник. Это даже лучше, чем я хотел. Поверь. Не переживай. Я починил тебе радиостанцию, а ты починил… меня. Если снова будешь здесь – зови! Только не как в этот раз, с крыши. Я уж думал, глюки… Ладно, всё, всё, что ты де… – и смущённо замолкает на полуслове, когда Ник обхватывает его руками, утыкаясь в грудь. – Блин, вот только сырость мне тут не разводи!

– Не буду, – невнятно обещает Ник, не отпуская Мару ещё долго-долго.

Потом отстраняется, вздыхает и лезет в салон.

Следом, кивнув, забирается Руслан.

Мара заботливо подхватывает соскользнувшую с плеча у Руся антенну и вешает ему на шею.

– Спасибо, – Русь неловко улыбается.

– Рад, что моя рация пригодилась, – улыбается в ответ Мара. – И что Проводнику везёт на нашего брата-радиста.

Они пожимают друг другу руки, и Мара уходит, не оборачиваясь, в свой вечный бой, который если и закончится когда-то – то только с трубным ангельским гласом.

Русь поднимается в салон, дверь захлопывается, автобус резко стартует с места.

Прочь из Грозного.

***

Когда мотор затихает и хмарь за окнами рассеивается, снаружи оказывается ночь.

Русь первым спрыгивает вниз и удивлённо проводит рукой по метёлкам серебристых трав.

Хочется разуться, пройтись босиком, закатав штаны, как в детстве, когда с папой и Гариным на пикник выбирались.

Гарин учил стрелять из пневматического пистолета по пивным банкам, папа запекал в золе картошку и рыбу, а мама изредка названивала на мобильный: вы как там, десантное братство? Живы-здоровы? От комаров Руся запшикали? Ну, давайте, отдыхайте, я в гости к Наташе, потом на маникюр, не звоните, сама ещё позвоню.

– Двинься, – выдёргивает из раздумий голос Руслана. – О… милое местечко! Смотри, костровище, даже дрова кто-то оставил… спички есть?

– Зажигалка пойдёт? – хмыкает Ник, вылезая следом. – Только бумаги нет.

– Ничё, сухой травы и веток сейчас насоберём… А сосисок никто прихватить не догадался?

Сосисок у Ника нет. Есть пачка чесночных сухариков, бутылка советского лимонада, сигареты и тишина. Даже плеер у Руслана молчит.

Искры костра взмывают в тёмное небо, трава под порывами ветра перекатывается шуршащими серебряными волнами. Пахнет табаком и ладаном.

Удивительным образом не нарушая тишины, Руслан вполголоса, со своей фирменной кривоватой усмешкой вдруг начинает рассказывать – про жаркий июньский день, Лейли, отцовский плеер и мамину выпечку, страшную и странную военную осень, про первую свою смерть, про встречу с папой Руся в декабре, про…

– …А разницу вам ведь пояснять не надо, правда?.. Ну а дальше всё было хорошо, и жил я потом долго и счастливо, пока маленький Русенька не вырос большим и занудным морпехом.

– А потом?..

– А потом – суп с котом. Вот оно, твоё потом, прямо сейчас…

– Как здесь спокойно, – произносит вдруг незнакомый голос. – Хорошее место ты выбрал, Проводник, да. Хорошее. Простите, что перебил.

Русь настороженно разглядывает подошедшего.

Панама-афганка, выцветшая горка, смутно-знакомое восточное лицо.

Тельник с полосами цвета афганского неба.

– Здрасте, – Ник подвигается, уступая место у костра. – Лимонад будете?

– Спасибо, – усмехается десантник. – Не надо… Я за племянником.

– Вы?.. – привстаёт с места Руслан.

Русь переводит взгляд с него на гостя и обратно – и кивает сам себе. Одно лицо, только глаза разные. У его Руслана – серые, в отца.

– Я, – кивает Руслан-старший. – Здравствуй, что ли. Как ты похож на Юльку, Боже мой… А глаза как у Дуба. У Олега. Знаешь… оттуда таких деталей не видно. Эх, жаль, детей у тебя нет… ну да на всё воля Божья, да.

– Зато Русь есть, – кривовато улыбается Руслан. – За всех нас. Да, Русь?

Русь напрасно сглатывает горячий комок в горле и только молча мотает головой.

– Ну, идём, – Руслан-старший протягивает руку племяннику. – Дуб тебя ждёт. И… гордится тобой, знай это.

– Да я чего, – смущённо бормочет Руслан. – Просто не хотел помирать, как собака…

– Знаю, – кивает Руслан-старший. – Идём.

И они уходят в ночь, по колено в серебристой траве.

– Руслан! – вскакивает Русь. Хочет что-то сказать, но слова все куда-то разбежались.

Руслан останавливается. Оборачивается.

Снимает с шеи наушники, вытаскивает из кармана плеер, подходит, суёт в руки Русю, молча хлопает по плечу.