А стрёкот автоматных очередей и басовитые хлопки гранат за несколько домов отсюда всё не смолкают, и Русь никак не может выбросить из головы слова Ника о том, что колонна, в которой шли Зенит с Надиром, попала в засаду…
Но у них своя задача.
А у Руся – своя.
Поэтому он делает единственное, что может в данной ситуации: резким движением взводит тросик антенны, поднимая её прямо в серое небо, щёлкает тумблером, пробегает пальцами по кнопкам, как когда-то учили: напряжение, настройка на антенну…
В наушниках сначала зашумело, потом посыпался треск с обрывками голосов.
Блин, и как тут кого-то найти?
Русь поднимает взгляд на Ника, сжавшегося настороженной пружинкой… и ободряюще улыбается.
Наобум будем искать. И молиться.
А что остаётся-то?
За треском в наушниках Русь уже не слышит стрельбы. Ничего не слышит.
Закрывает глаза и касается барабанов настроек частоты.
Ну, с Богом!
Щелчок. Настройка на антенну. Ровный шум.
Пусто…
Ещё щелчок-настройка.
«Десятый, десятый, я Клён-15, мы на перекрёстке, мы на перекрёстке, ты где?..»
Щелчок. Настройка.
«…огневой бой, веду огневой бой…»
Щелчок. Настройка.
«Вертушки направьте, вертушки!..»
Щелчок-настройка-пустота-щелчок-настройка-пустота-щелчок-настройка…
«У меня три «двухсотых», три «двухсотых» уже, мля, лупят откуда-то с той высотки! Мы не пройдём здесь, не пройдём!»
Щелчок-настройка-пустота-пустота-пустота…
«…помощь, дайте помощь! Дайте!..»
Грохот разрыва, треск и чьё-то монотонное: «Курган-35, Курган-35, ответьте Десятому!».
Щелчок-настройка…
Пустота сменяется криками, крики шумом помех и так по кругу. Русь вслушивается в голоса, взрывы и треск, и Грозный разворачивается перед ним во всём своём чёрном величии, в ужасе попавших в ловушку людей.
Кто из тех голосов – колонна, в которой идут Зенит и Надир?
Кричат ли они, угодив в засаду, просят ли помощь, пытаются ли сориентироваться, чтобы объяснить штабу, где они?
Русь слышит много таких отчаянных голосов. Слишком много для одного «маленького, но умного» морпеха из далёкого две тысячи девятнадцатого.
Но продолжает безнадёжно перебирать частоты, пытаясь найти ту, на которой наводят артиллерию.
И отгоняет противную мысль, что его никто не послушает, а здесь, на крыше, во время артналёта от них с Ником останется мокрое место.
И то глубоко под обломками.
Загнать бы Ника вниз!
Русь открывает глаза, находит друга взглядом… Тот безбашенно свесился через перила, разглядывая что-то внизу, во дворе, и размахивая руками.
Хочется крикнуть: «Уйди оттуда! Уйди с крыши, спрячься, уцелей! Уходи из Грозного и никогда сюда не возвращайся!»
Но вместо этого Русь снова щёлкает барабанами, раз за разом меняя частоту.
Иногда он вылавливает из каши радиопереговоров характерное: «…видел разрывы? Видел? Куда пошло? Левее? Повтори! Левее?!» – но почти тут же понимает: нет, эти не ударят вслепую по своим, тут корректировка, прямой контакт…
Не то, всё не то.
И руки опускаются, и кажется, нет больше сил крутить настройки, потому что всё бессмысленно, всё безнадёжно, и колонна Зенита оттягивается по улице, пытаясь вырваться из засады и не зная, что жить им осталось считанные минуты, что скоро кто-то запросит артудар по квадрату такому-то, не подозревая, что тут ведёт бой «потерянная» колонна…
И когда уже не остаётся ни сил, ни надежды, одно только монотонное «Господи, Господи, Господи!» – и глухое, низкое небо над головой… чьи-то руки сдвигают один наушник с его уха и рядом присаживается на корточки незнакомый парень в драном бушлате.
– Проводник сказал, ты артеллу ищешь?
У незнакомца бездонные, полные дыма и огня глаза и яркие, как сорочье оперенье, седые пряди в чёрных волосах. Кровь на щеке и настолько исцарапанный и потёртый калаш, словно с ним в обнимку прошли целую вечность боёв.
Впрочем, кто сказал «словно»?..
Когда-то незнакомец был, кажется, ровесником Руся, может, старше на пару лет, но сейчас возраста у него нет вовсе.
И он немножко мёртв – и очень-очень жив. Вопреки. Назло. Сегодня.
А завтра для него никогда не наступит.
– Я Мара, а ты Русь, да? – парень протягивает руку, и Русь ошалело её пожимает. – Пригодилась моя рация, значит… Ну смотри, если ничего не забыл с тех ни разу не славных времён, когда я был здесь… в первый раз, то артелла у них сидит вот тут, – он ловко прокручивает барабаны частот, вжимает кнопку настройки…
Русь тянется снять наушники, но Мара отмахивается: давай уж сам, раз взялся.
И белый шум уступает место голосам:
– …десят, Волга-70, дайте по улице… – снова помехи, – …ской, дайте туда, сейчас!
– Куда?! Десятый, десятый, сориентируй точнее! Какая улица? Номера домов какие?
– Да хрен его знает, не видно тут номеров! Мы сквер прошли, вроде… перекрёсток такой… нас зажали огнём с высотки, туда влепите, туда, по высотке!
– Десятый, десятый, давай точнее! Вы проспект Ленина пересекли? Проспект Ленина? Железка слева от вас? Вы её видите?
– Хрен знает! Да вроде! Давайте скорее, нас тут раздолбают ща к чёртвой матери!
– Десятый, мы ж мимо вас положим!