По всем частотам. Сборник

– Да пох, у нас тут пять «двухсотых», «трёхсотых» десять… одиннадцать! Мля, одиннадцать «трёхсотых» у нас, меня в ногу зацепили, с-суки… Кроме нас тут нет никого, давайте, там разберёмся!

У Руся перехватывает горло.

Это тот самый запрос. Неизвестный «десятый» ошибся в своём местоположении… и в утверждении, что кроме них тут никого нет.

И раньше, чем в голове успевает прокрутиться всё то безнадёжное «пошлют-не поверят-не отменят», Русь уже подносит тангенту ко рту, закрывает глаза и вжимает кнопку:

– Я Русич, я Русич, кто меня слышит, приём…

Чужой мир, чужой город Грозный, словно тонкая плёнка водной глади, натягивается, дрожит… и лопается мыльным пузырём.

– Я Русич, я Русич, кто меня слышит, приём…

Русь обрушивается внутрь.

– Я Русич, я Русич, кто меня слышит, приём…

Больше нет своего и чужого, и ветер бьёт злее, сильнее, и ближе треск автоматных очередей, и забивает лёгкие запах гари… и в наушниках раздаётся спутся несколько очень долгих секунд:

– Слышу тебя, Русич, я Берег-10, приём!

Пауза.

– Я Волга-70, я Волга-70, Русич, ты кто вообще, свали с канала боевого управления!

Ты ждал другого, матрос?..

Но ты не отступишь. Морпехи не отступают, морпехи выполняют боевой приказ любой ценой. «Там, где мы, там победа».

Ну или смерть.

Ровно так же, как и десантники. Как папа. Как Гарин.

Как капитан Огарёв и сержант Ассанов.

Как не отступил Руслан.

– Волга-70, Волга-70, вы этим заходом по своим ударите!

– Русич, мля, ты кто? Назови позывной группы!

«Интересно, а наша бригада… Хотя нет, наши во второй компании были. Да какая разница».

Остаётся только твердить своё:

– Берег-10 не там, вы этим ударом своих разобьёте, вы по своим огонь откроете! Отмените удар!

– Ты о чём, Русич, блин? Ты кто?!

Русь открывает глаза и смотрит в низкое серое небо. Облизывает пересохшие губы.

А потом опускает взгляд и ловит кривоватую, родную улыбку Руслана.

– Мы на Трудовой, – говорит Руслан. – Колонна у восемнадцатой школы, пересечение Ленина и Левандовского, туда нельзя.

Мара рядом морщит лоб:

– Берег-10, Берег-10… кажется, видел я их. Там, на Интернациональной и Ивановского, за площадью Борьбы. Там ещё «семьдесятдвойка» подбитая… бортовой номер ща вспомню.

– Волга-70, Волга-70, ну так вы по высотке дадите?! – орёт в наушниках Берег-10.

– Волга-70, Волга-70, Берег-10 не на Левандовского, а на Интернациональной, – говорит Русь с неведомо откуда взявшимся спокойствием. Таким большим, что хватило бы укутать весь город, весь мир. – У восемнадцатой школы не «духи», там свои. Спросите десятого про подбитый танк, сориентируйтесь. Не бейте сюда, не бейте. Можете мне не верить… но удар по своим будет на вашей совести. Конец связи.

И, сдёрнув наушники, валится на спину на крышу.

Смотрит на небо.

Молчит и ждёт.

Очень-очень долго ждёт, до последнего не зная, поверили ему или нет, найдут ли Берег-10, ударят ли, а если ударят – то куда.

Рядом застыл, запрокинув голову, Ник, и плечи его вздрагивают, словно под тяжестью этого самого серого неба.

Мара сидит, гладя кончиками пальцев радиостанцию, как кошку.

Руслан стоит на краю крыши – на пороге неба, – и молча смотрит на свой город.

А потом где-то вдалеке вздымаются над крышами дымно-огненные цветки разрывов.

Не здесь.

На лице оседает мокрый снег. Русь только сейчас понимает, насколько же он замёрз и устал. Что крыша ледяная, что тело давно бьёт дрожь, что…

Мара наклоняется и протягивает руку с невесёлой понимающей улыбкой. Русь позволяет поднять себя на ноги и тяжело опирается на плечо подскочившего Ника.

Выстрелы там, внизу, становятся реже. Колонна вырвалась из засады?..

– Мара… – просит Ник.

Мара усмехается:

– Ща выйду я к ним, не переживай. Выведу к этим… которые Берег-10.

Руслан наконец отворачивается от панорамы города и подходит к ним.

– Интернациональная в параллель Ленину идёт, вон там, – машет он рукой.

– Знаю, – кивает Мара. – Уже почти весь город выучил. Заняться мне, блин, больше нечем, – и внезапно подмигивает Нику.

Тот дёргается, лицо его приобретает выражение мучительной вины, и тогда Мара делает то, что всегда хотел сделать Русь.

Ерошит Нику седые лохмы и уверенно говорит:

– Всё будет хорошо.

Несколько секунд Ник расслабленно жмурится, потом отстраняется и серьёзнеет:

– Нам пора. Всем.

– А что будет дальше? – вдруг напряжённо спрашивает Мара. – Ну… потом, после войны?

Руслан открывает рот… но молчит, тяжело ссутулив плечи.

И тогда говорит Русь:

– Я был тут в две тысячи шестом… и потом, в десятом. Красивый, мирный город.

– Правда? – приободряется Мара.

– Правда, – кивает Русь.

И ни слова про Вторую компанию.

Зачем Маре это знать?

– Это хорошо, – Мара прикрывает глаза. – Красивый мирный город… То, что нужно. А то в девяносто седьмом, когда меня Проводник… забрал, неспокойно было. По телеку передавали иногда… всякое.

Русь пожимает плечами, стараясь не выдать ни грана истинных чувств.

Руслан молчит, снова отвернувшись, словно не может наглядеться на родной Грозный с высоты городских крыш.