По знакомым дорогам

Полночь застала нас в походе, потому что разведка не принесла ничего тревожного, и мы уже в селе получили донесение, что у дома, где до войны находилась школа, собралась толпа крестьян. Наш старший разведчик Алексеев сказал: зовут командира. Я подъехал. Светало… В следящих за мной глазах неразлучно мешались боль и радость, как, наверно, только на войне и бывает. Из толпы вышел седой-седой, прямо-таки столетний, дед с опрятно расчесанной бородой. Он держал на руках поляницу с курчавыми трещинами по краям. Снял шапку, поклонился, сказал:

— Примите от нас, от всих, цей хлиб да соль!

Я слез с коня, поклонился старику и хлебу, поцеловал деда и каравай, поблагодарил всех.

И тут вдруг из толпы вперед шагнул священник, поднял крест, торжественно пробасил:

— Да поможет вам господь на вашем тернистом пути в борьбе с супостатом! Мы все будем молиться за святое советское войско и за вас, партизан, спаси вас бог!

Как доложил мне позже Алексеев, этот священник не одну проповедь посвятил нашей армии и партизанам, хотя и он, как духовные отцы всех церквей, получил шпаргалку Геббельса, обязывающую молиться за Гитлера.

Тогда же, у школы, я рассказал старым и молодым жителям Денисовичей, что наша армия в некоторых местах уже перешла Днепр, скоро будет здесь, а женщины, словно в благодарность за эти слова, заторопились, закричали:

— Тут у нас фашисты-ироды согнали много коров из других сел. А дальше не успели угнать. Возьмите себе! Да и хлеба там ихнего много. Берите!

Мало того что мы захватили трофеи — оружие и боеприпасы, — Мейтин быстро пополнил свой запас. В нашем обозе снова появился десяток живых коров.

Но самое памятное для меня, что я тем утром в урочище Денисовичи словно бы впервые увидел, как красив лес! Мы остановились всего на день, чтобы привести себя в порядок, и я залюбовался сосновой веткой над головой, пичугой, которая села на эту ветку и почистила перья, покачалась. Она улетела, и стало жалко. Когда я последний раз видел чирикающую пичугу? Давно, кажется. Мы следили за совами и филинами и гнали их. Это были предатели. Поганые птицы! В поисках съестного всегда кружатся над партизанским лагерем и кричат на весь лес. Мало того что противно, еще и лагерь выдают.

Я огляделся… И заулыбался: сколько птиц! И на той, и на той ветке. И дальше, дальше. И все верещат — так чудно. Конечно, они всегда были, просто я не видел их и не слышал. Это приближавшаяся победа уже возвращала нас к вечным ценностям жизни… Так для меня навсегда и осталось: лес под Денисовичами — это птицы.

Однако же и дело. Уже в Толстом лесу на штабном совещании мы решили, что должны оставить след на дорогах в окрестностях, раз находимся здесь и эти дороги действуют.

Первую группу диверсантов под командой Владимира Андриенко, свалившего несколько эшелонов на железной дороге Киев — Нежин, послали к селу Любянка. С Андриенко были Серый, Михальченко и Татьяненко. Они успешно подорвали большой, длиной в тридцать метров, деревянный мост на шоссе Овруч — Чернобыль.

К селу Ильинцы своих диверсантов вывел командир второго отряда Порфирий Вонарх. С ним такие умелые подрывники, как Прищепа, Цимбалист, Тищенко и Бокач. Они заминировали мост на автомобильной дороге, когда дождь загнал промокших немецких часовых в землянку. Партизанам, как известно, дождь не помеха, а помощник, тем более в этом случае: они укрывались под мостом, когда ставили мины. Доложили командиру, а он говорит, чего, дескать, взрывать пустой мост, подождем первую автоколонну. Это могло быть не раньше чем на рассвете. Решили ждать.

Гитлеровцы усилили охрану моста, пустили обход по шоссе. Вонарх думал: раз обход, скоро будет и автоколонна. И точно: донесся натужный шум моторов, к фронту шли тяжелые грузовики, вот они уже на мосту. Вонарх и Прищепа взорвали мины. Результат — уничтожено пять грузовых автомашин, два противотанковых орудия, которые тащили на двух машинах, убито около шестидесяти солдат. И — мост разрушен.

Вернемся ли сюда — неизвестно, но пусть нас помнят.

Движение наше до Тетерева было нелегким. Перешли железную дорогу Овруч — Чернигов. Она, понятно, сильно охранялась, но мы не стали брать готовый переезд, сами сделали его себе, там, где насыпь высотой до метра, чтобы неожиданно было для врага. По обеим сторонам насыпи установили прочные козлы с щитами — съезды. Щитами накрыли и рельсы. Все же неплохо, что я еще в старой армии служил в саперной роте и учился инженерному делу. А пока наши пушки и подводы перекатывались с помощью этих приспособлений через насыпь, Кочубей в сопровождении своего неизменного, прошедшего с ним весь партизанский путь ординарца Володи Туника и группы конников совсем в другом месте, у станции Павловичи, штурмовал железную дорогу, отвлекая гитлеровцев. Мы не сомневались: потом догонят нас. Где-нибудь да проскочат. Кочубей по головам фрицев — а проскочит! Так и вышло…