Победить Наполеона. Отечественная война 1812 года

В тот день, когда парижские газеты напечатали страшную правду, Наполеон, инкогнито и почти безостановочно проскакав через Вильно, Варшаву и Дрезден, в половине двенадцатого ночи вернулся в Париж.

Что заставило его бросить остатки армии и мчаться в Париж? Об этом знали лишь немногие. Дело в том, что в ночь на 23 октября, по странному совпадению как раз тогда, когда гарнизон под командованием маршала Мортье покидал московский Кремль, в Париже была предпринята попытка свергнуть отсутствующего императора. Во главе группы заговорщиков стоял старинный личный и политический враг Наполеона генерал Клод Франсуа Мале. Он ещё в 1808 году пытался совершить республиканский переворот, был арестован и без малого пять лет не выходил из тюрьмы. Наконец ему удалось бежать. За одну ночь, проведённую на свободе, Мале и его единомышленники, сообщив, что Наполеон мёртв, овладели военным министерством, ранили министра, захватили министра полиции (того самого Савари, которого я только что цитировала) и привлекли на свою сторону группу солдат национальной гвардии (Мале прочитал подложный указ сената о провозглашении республики, и ему поверили). Но уже к утру нашлись люди, которые разоблачили заговорщиков. Когда связанного Мале вывели на балкон, выходящий на площадь, и крикнули солдатам, что перед ними обманщик и что император жив, раздались крики: «Да здравствует император!» Казалось, инцидент исчерпан. Даже не все парижане успели узнать о случившемся. Наполеону доложили. И он поспешил разобраться. Но заговорщики были уже расстреляны. Так что император смог, не отвлекаясь, заняться главным, ради чего он покинул армию: набирать новое войско.

Что же до покинутых в России остатков Великой армии, измученные люди буквально оцепенели от ужаса, узнав об отъезде Наполеона: пока он был рядом, казалось, что уж он-то найдёт выход, теперь последняя надежда исчезла. Тем более что оставленный Наполеоном вместо себя маршал Мюрат тоже бросил армию, передав командование Евгению Богарне. Этот предать был просто не способен. Но что он мог сделать?

Вчерашние герои, покорители Европы машинально плелись вперед. С каждым днем идти становилось всё труднее и труднее. Похолодало. Температура опустилась до тридцати градусов. Это и для северян-то не слишком комфортно, для южан – просто невыносимо. На морозе ослабевшие от голода люди сначала теряли зрение, потом слух, потом – способность двигаться. Упавшим уже не помогали – не было сил… Без императора войско превратилось в неуправляемую беспомощную толпу.

То, что Наполеона обвиняли и продолжают обвинять за его бегство от армии, – справедливо. Поразительно только, что в этих обвинениях такая боль и такая ярость, будто это случилось вчера, а не двести лет назад. У тех, кто пытается понять причины поведения полководца, много лет считавшегося непобедимым, нередко возникает мысль, что поход в Россию сделал его другим. До этого рокового похода он нашёл бы способ улучшить положение армии и, конечно же, сумел бы собрать остатки войск. Стоило дать им небольшой отдых, они снова стали бы полноценными солдатами.

По подсчётам военных историков, под его знамёнами можно было собрать стотысячную армию! Почему он этого не сделал? Ведь у русских силы были примерно такие же. Если бы он выиграл сражение под Вильно… В общем, положение было далеко не безвыходным, тем более для такого воина, как Наполеон. А он ускакал в Тюильри спасать трон, которому на тот момент уже ничего не угрожало…

О войне между Францией и Россией написано много как врагами, так и апологетами Наполеона. Одни объясняют её исход исключительно талантом русских военачальников и мужеством народа, поднявшегося на защиту Отечества. Другие обвиняют в случившемся невыносимый для европейцев климат, коварство казаков и – в меньшей степени – стратегические ошибки французов. При этом все, кто способен на объективность, признают: решающую роль в поражении Наполеона сыграла гордыня.

До нападения на Россию на его счету было тридцать пять побед и всего три поражения. Эти невиданные успехи вместе с неумеренной лестью как сторонников, так и врагов породили уверенность в собственной непобедимости, высокомерие, пренебрежение к противнику (чего в первые годы он не допускал, считая ведущей к поражению самоуверенностью) и гордыню.

Именно гордыня стала причиной одной из решающих его ошибок, которой мудро воспользовались оба русских главнокомандующих: в России он продолжал следовать стратегическим принципам, которые раньше неизменно приносили победы. Но то, что было когда-то его нововведением, его открытием (разделение армии противника и уничтожение её по частям; окончательный разгром во время генерального сражения), стало вполне предсказуемым – стандартом. Так что ни для Барклая, ни для Кутузова стратегия Наполеона тайной не была. И они сумели навязать ему свою стратегию: уклонялись от решающего сражения, заманивали всё дальше в глубь России, изматывали внезапными нападениями арьергарда. А он послушно шёл в ловушку… Уже в изгнании признавал, что использовать любую стратегию можно не более десяти лет, потом нужно придумывать что-то новое, неожиданное. Но было уже поздно…

А вот император Александр, которого единодушно считали не слишком сведущим в военном искусстве, неожиданно занялся стратегией. Он разработал план, который предлагал преградить французам выход из России, сделать русскую землю могилой для всей Великой армии. В общем – обогнать, окружить и не дать уйти… План был торжественно вручён главнокомандующему. Тому оставалось только выполнять.

А Кутузов, несмотря на охватившую императора, не нюхавшего пороха, жажду деятельности, остановил продвижение своей главной армии в районе Вильно. Войскам был обещан месяц отдыха. Преследование бегущих французов поручено авангардам армий адмирала Павла Васильевича Чичагова и генерала Петра Христиановича Витгенштейна. Скажу, забегая вперёд, что Наполеону удалось переиграть этих опытных военачальников и они не сумели выполнить задуманное: остаткам французской армии удалось избежать окружения и полного разгрома.

Своё решение дать войскам передышку генерал-фельдмаршал обосновал тем, что, во-первых, армии, которая понесла огромные потери, нужно восстановить силы, во-вторых, цель войны – изгнание врага из России – достигнута. Он был категорически против продолжения войны, не без оснований полагая, что нет резона русским людям умирать за интересы немцев и австрийцев, а уж за английские интересы и тем более. Он знал, какой дорогой ценой досталась народу победа. Двенадцать губерний, ставших ареной военных действий, были разорены. Сожжены и разрушены древние русские города Смоленск, Полоцк, Витебск, Москва. Погибло более трёхсот тысяч солдат и офицеров. Жертв среди мирного населения было ещё больше. Раненых и искалеченных тогда ещё не успели подсчитать. Да и потом не подсчитают…

С решением фельдмаршала были согласны почти все военачальники. Но в Вильно прибыл Александр Павлович (теперь это было неопасно), и его взгляд был совершенно иным: не останавливаться, преследовать неприятеля за нашими границами, стать избавителями Европы от наполеоновского ига. Ему было мало отомстить за предыдущие поражения и унижения одним изгнанием врага из пределов России. Он утверждал, что мир может быть достигнут только при полном ниспровержении власти Бонапарта. А ещё у него была мечта: создать и – главное – возглавить шестую антинаполеоновскую коалицию.

Кутузову снова оставалось только подчиниться…

26 ноября четыреста понтонёров того самого генерала Эбле, что строил мосты через Неман, по которым армия Наполеона вступила в Россию, работая по плечи в ледяной воде, построили два моста через реку Березину. По ним остатки Великой армии должны были покинуть страну, которую безуспешно пытались покорить. Два дня переправлялись беспрепятственно. На третий, когда через мосты переходил корпус маршала Клода Виктора – последняя часть армии, ещё сохранявшая боеспособность, – к переправе подошли войска генерала Витгенштейна. Началось побоище. При Бородине был поединок равных. Здесь – истребление беспомощных. Понятно, они пришли незваными на русскую землю. И всё же…

Арман де Коленкур, успевший вместе с Наполеоном перебраться на левый берег, наблюдал агонию остатков Великой армии: «берег возле Веселова мгновенно превратился в арену неописуемого ужаса, отчаяния и гибели, особенно когда повторные атаки русских против последних оставшихся там корпусов прижали толпу некомбатантов [26] к реке».

При переправе через Березину, по данным военного историка маркиза Жоржа де Шамбре (он сам участвовал в этом трагическом переходе и попал в русский плен), Наполеон потерял убитыми и пленными от тридцати до пятидесяти тысяч человек. Кутузов рапортовал Александру: «Неприятель почти истреблён».

25 декабря 1812 года, в день Рождества, Александр I подписал Манифест об окончании Отечественной войны и о сооружении в честь победы в Москве храма Христа Спасителя. А уже 1 января нового 1813 года император вместе со стотысячным войском переправился через Неман – начался Заграничный поход русской армии.

И тогда командир прусского корпуса бывшей Великой армии генерал Иоганн Йорк, рассудив, что пришло время отделиться от Наполеона, на свой страх и риск заключил с русскими конвенцию, согласно которой его корпус стал придерживаться нейтралитета. Прусский король поначалу приказал отрешить Йорка от командования корпусом и предать суду военного трибунала, но вскоре и сам перешёл на сторону победителей.

А Александр одержал первую большую дипломатическую победу: заключил наступательный и оборонительный союз с Пруссией, вчерашней союзницей Наполеона. Этот союз стал фундаментом давно задуманной российским императором шестой антинаполеоновской коалиции.

Наполеон к этому времени сформировал трёхсоттысячную армию – поставил под ружьё почти всё мужское население Франции. Его армия вновь стала грозной силой. Больше половины её он двинул против союзных войск. А вот в этих войсках положение было незавидное: русский царь и прусский король, возомнившие себя крупными стратегами, постоянно вмешивались в дела командования. Вокруг них постоянно теснились придворные и штабные генералы, никогда не водившие солдат в бой. Все они требовали внимания, позволяли себе самоуверенно давать советы. В общем, мешали как могли.

Тем не менее, пока в бой не вступил Наполеон со своим новым войском, русской армии удалось многое. Меньше чем за два месяца была освобождена Польша (правда, большинство поляков называли это оккупацией), корпус Витгенштейна освободил Берлин (вот там русских, действительно, приветствовали как освободителей). А в Саксонии появление Кутузова встретили с неподдельным восторгом. Завидев Михаила Илларионовича, саксонцы кричали: «Виват Кутузов! Да здравствует великий старик!» И тут Александр проявил себя с лучшей стороны: немцы вручили ему лавровый венок, он попросил переслать венок Кутузову, заявив, что все лавры принадлежат фельдмаршалу. Красиво. И какой резонанс! Долго ещё говорили о благородстве и бескорыстии русского царя…

А Кутузов тем временем предупреждал Александра Павловича об опасности, которая назревает западнее Эльбы (скоро его опасения подтвердятся, скоро будут Лютцен и Бауцен…). Но в целом положением дел фельдмаршал был доволен. Он писал домашним: «Итак, наши войска в течение этой зимы перенеслись с берегов Оки к берегам Эльбы… Все немецкие народы за нас… Между прочим, примерное поведение нашей армии есть главная причина этого энтузиазма. Какое благонравие солдат! Как держат себя наши генералы!» Понято, почему так ценили это благонравие в Германии: наверняка были наслышаны, как вели себя их соотечественники в России…

Очень скоро Александру пришлось убедиться, как много значил Кутузов для армии. В начале апреля, по прибытии в немецкий городок Бунцлау, фельдмаршал простудился. От его постели не отходил лучший врач русской армии Яков Васильевич Виллие. Но и он оказался бессилен… 16 апреля Михаил Илларионович скончался.

Тело его забальзамировали и повезли в Петербург. От Нарвы до Сергиевой пустыни гроб несли на руках. Там семнадцать суток народ шёл проститься со спасителем Отечества. Когда пришло время везти покойного в столицу, люди выпрягли лошадей и сами повезли катафалк к Казанскому собору.

В немецком городе Бунцлау (с 1946 года он называется Болеславлец) поставили памятник с надписью по-русски и по-немецки: «До сих мест довёл князь Кутузов-Смоленский победоносные российские войска, но здесь положила смерть предел славным дням его. Он спас Отечество своё, он открыл путь к избавлению народов. Да будет благословенна память героя. Ему посвятил памятник Фридрих Вильгельм III».

Но что значит признательность монархов перед благодарностью простых людей… Когда через сто тридцать два года после кончины прославленного полководца (12 февраля 1945 года) советские войска изгнали фашистов из Бунцлау, открылось невероятное: в немецком городе после двух беспримерных по жестокости войн между немцами и русскими продолжают почитать память Кутузова и русских воинов, освободивших Германию от Наполеона.

Сто тридцать два года комнату, в которой умер полководец, сохраняли в полной неприкосновенности, всё, чего касалась его рука, хозяева дома бережно передавали из поколения в поколение. По распоряжению командующего Первым Украинским фронтом маршала Конева в доме был создан музей. Потом город перешёл к Польше. Все вещи из музея срочно эвакуировали в Ленинград, в Военно-исторический музей артиллерии, инженерных войск и войск связи. Но это уже другая история.

Первые крупные сражения между союзниками и французами произошли уже после смерти Кутузова. 20 апреля под Лютценом новая армия Наполеона разбила войска союзников. Это была удивительная армия – двести тысяч подростков, по большей части впервые державших в руках оружие. Этих юнцов шутливо и сочувственно прозвали «Марии Луизы»: они попали в армию по рекрутскому набору имени императрицы. И вот с такими воинами через двадцать дней – ещё одна победа: после двухдневного жестокого сражения под Бауценом союзная армия отступила. Наполеон снова доказал: достойных соперников на поле боя у него нет.

Вот что писал после Бауцена генерал Арсений Андреевич Закревский своему другу генералу Михаилу Семёновичу Воронцову (оба – герои Отечественной войны, портреты обоих – в Военной галерее Зимнего дворца): «…Уж мы успели наделать глупостей… Дело было беспутное, о котором описания делать никакого не буду, а только скажу вам, что было в оном деле семь главнокомандующих, всякий по своему умению приказывал, и после сей отличной победы, как уверяют всех сии главнокомандующие, мы уже в Бауцене и отступили от Лютцена на двадцать миль, и несчастный Дрезден уже в руках злодея… Граф Витгенштейн как главнокомандующий за дело, бывшее 20-го числа, получил Андреевскую ленту, Коновницын ранен и получил двадцать пять тысяч рублей… Государь надел на прусского короля 4-го класса Георгия, а король на нашего надел новый военный орден 3-го класса. Вот какие у нас игрушки!»

Хотя сомневаться в справедливости оценок генерала Закревского оснований никаких, напомню всё же слова Михаила Андреевича Милорадовича, сказанные за несколько мгновений до того, как пуля Каховского оборвёт его жизнь: «Солдаты! Кто из вас был со мной под Кульмом, Лютценом, Бауценом?.. Никто?.. Слава Богу! Здесь нет ни одного русского солдата! Бог мой! Благодарю тебя! Здесь нет ни одного русского офицера!» С этими словами обратился генерал Милорадович к тем, кто вышел 14 декабря 1825 года на Сенатскую площадь, кого он пытался вернуть в казармы – спасти от неминуемой расплаты. Он мог бы назвать Бородино, Малоярославец, Красное, Лейпциг – сражения победные. Но назвал те, что были проиграны, подчеркнув этим: и в проигранных битвах русские солдаты и офицеры сражались с беспримерным мужеством.

Поражения под Лютценом и Бауценом привели в ярость врагов Наполеона. Они полагали, что после того, что случилось в России, Бонапарт уже не тот. Чтобы выиграть время и укрепить союзные силы, Меттерних пошёл на хитрость, предложив заключить перемирие. И Наполеон сделал очередную роковую ошибку: согласился – уступил уговорам приближённых, которые не скрывали, что устали воевать, что нуждаются в отдыхе. Кроме того, во время перемирия можно было заняться обучением новобранцев…

Александр использовал перемирие куда эффективнее: завершил создание шестой антинаполеоновской коалиции. В неё помимо России и Пруссии вошли Австрия, Англия и Швеция. Первая цель русского монарха была достигнута. Оставалось, собрав воедино войска всей Европы, уничтожить императора французов и его империю.

В распоряжении коалиции оказалось до полумиллиона солдат. Их разделили на три армии. Главнокомандующим объединённым войском стал австрийский генерал Карл Шварценберг, тот самый, чьей супруге в порыве благодарности за содействие женитьбе на Марии Луизе Наполеон так опрометчиво подарил свой талисман – скарабея. Ещё недавно генерал вполне успешно воевал на стороне Наполеона против России. Общее руководство военными действиями взял на себя совет трёх монархов – Александра I, Франца I и Фридриха-Вильгельма III.

Все важные посты в союзных войсках заняли пруссаки и австрийцы – передышка позволила Австрии завершить мобилизацию и подготовиться к войне. Приготовления тестя не ускользнули от внимания Наполеона. Принимая Меттерниха, выслушивая его лицемерные речи, император взорвался: «Скажите прямо, вы что, хотите войны? Ну что же, вы её получите. Я уничтожил армию пруссаков под Лютценом, разбил русских под Бауценом, теперь вы хотите получить своё? Хорошо, я назначаю вам свидание в Вене в октябре! Люди неисправимы! Уроки им не идут впрок! Трижды восстанавливал я императора Франца на троне и обещал не нарушать мира, пока буду жив. Я женился на его дочери. Уже тогда я говорил себе, что совершаю ошибку. Но дело сделано, и теперь я об этом жалею…»