Зато в воспоминаниях прусского участника похода в Россию Штейнмюллера о расхищении драгоценных трофеев рассказано подробно и, как кажется, вполне достоверно, во всяком случае, без попыток идеализировать наполеоновских солдат и офицеров: «Мы на рассвете 10 декабря пошли по дороге на Ковно. Часа через два мы пришли к подошве холма, обледеневшего и настолько крутого, что на него невозможно было взобраться. Кругом были разбросаны остатки экипажей Наполеона; оставленный в Вильно, при наступлении, обоз; походная касса армии и ещё много повозок с грустными московскими трофеями – они не могли подняться на гору. У подножия её бросили и знамёна, отнятые у неприятеля, и знаменитый крест Ивана Великого. Все бросились к повозкам: взломали кассы, в которых было ещё около пяти миллионов франков, деньги вынули и поделили. Повсюду были видны разломанные сундуки и вскрытые чемоданы. Между тем стала ясно слышна перестрелка, завязавшаяся у казаков с нашим арьергардом. Тогда мы всё бросили и стали взбираться на гору, что удалось нам только с большим трудом. После пятнадцатичасового перехода мы дошли, наконец, совершенно измученные, до Эве. Почти все солдаты шли без оружия, нагруженные только драгоценностями и деньгами».
Так что казакам досталось только то, что не успели прикарманить французы. Сам Наполеон считал, что у горы Понар его солдаты разграбили в общей сложности двенадцать миллионов франков.
Но казакам атамана Платова (это их выстрелы спугнули расхитителей) тоже кое-что досталось. Через две недели после описанных событий к главнокомандующему явилась делегация казаков… О цели этого визита Михаил Илларионович в тот же вечер написал жене: «Теперь вот комиссия: донские казаки привезли из добычи своей сорок пуд серебра в слитках и просили меня сделать из его употребление, какое я рассужу Мы придумали вот что: украсить этим церковь Казанскую. Здесь посылаю письмо к митрополиту и другое к протопопу Казанскому. И позаботьтесь, чтобы письмы были верно отданы, и о том, чтобы употребить хороших художников. Мы все расходы заплатим».
В письме митрополиту Новгородскому и Санкт-Петербургскому Амвросию Кутузов рассказал, что серебро это было вывезено французами из ограбленных церквей, и просил, чтобы его употребили на изображение четырёх евангелистов и убранство собора, «изваяв из серебра лики святых евангелистов. По моему мнению, сим ликам было бы весьма прилично стоять близ царских дверей перед иконостасом… На подножии каждого изваяния должна быть вырезана следующая надпись: “Усердное приношение Войска Донского”».
Фельдмаршал неслучайно послал серебро именно в Петербург: духовенство столицы пожертвовало семьсот пятьдесят тысяч рублей на народное ополчение, а многие люди духовного звания записались в это ополчение рядовыми ратниками.
Что же до Казанского собора… Он, конечно, не знал, что под плитами этого храма найдёт свой последний земной приют. Но именно в Казанском соборе перед отъездом в армию отстоял торжественный молебен, вместе с митрополитом и причтом молился о даровании победы русской армии. Потом именно в Казанский собор будут привозить трофеи Отечественной войны и Заграничного похода: сто пять знамен и штандартов наполеоновской армии и двадцать пять ключей от городов и крепостей Европы.
А через четверть века после победы в Отечественной войне поставят у распахнутых крыльев его колоннады памятники Кутузову и (восстановив справедливость) – Барклаю-де-Толли. Победителям.
От Москвы до Парижа
После жуткой переправы через Березину Наполеон, покинув остатки армии, помчался в Париж. На ночлег остановился в Молодечненском замке. Там 3 декабря продиктовал свой последний, XXIX, бюллетень.