Поскольку я упомянула Жомини, не могу умолчать о дословно записанных им рассуждениях императора французов. Разговор происходил не позднее 12 августа 1813 года. В этот день генерал Жомини покинул Наполеона и перешёл на русскую службу. Надо отдать ему должное, он был очень полезен русской армии, но ни одного французского секрета не выдал. Но это так, к слову. А сказанное Наполеоном крайне важно и для объективной оценки событий, и для понимания характера полководца. «Главные причины неудачного предприятия на Россию относили к ранней и чрезмерной стуже; все мои приверженцы повторяли эти слова до пресыщения. Это совершенно ложно… Стужа не была чрезмерна… не превышала стужи Эйлавской кампании: в последней громады конницы носились по озёрам, покрытым льдом… Но при Эйлау армия моя не расстроилась потому, что была в крае изобильном и что я мог удовлетворить всяким её нуждам. Совсем противное произошло в 1812 году: недостаток в пище и во всём необходимом произвёл разброд войска; многочисленные колонны наши обратились в буйную сволочь, в которой наши солдаты разных полков были чужды один другому Чтобы собраться и распутаться, нам надлежало остановиться дней на восемь в укреплённом лагере, снабжённом огромными магазинами… [24] Спеша к Смоленску, как к земле обетованной, как к пределу своего злополучия, что обрела она там? Обрушенные домы, заваленные больными, умирающими, и пустые магазины… Армия вступила в Смоленск толпами и непохожая на себя: трёхдневная, а вовсе не чрезвычайная стужа достаточна была, чтобы её частию расстроить… Не в пользу мою действуют те, которые порочат моих противников и унижают их подвиги… Без сомнения, ему [25] воспомоществовали обстоятельства, а против меня восстало всё то, что ему благоприятствовало; но надо быть через меру ненавистливым, чтобы порицать то, что достойно похвал и подражания». Думается, эти его признания тоже достойны уважения. Другое дело, что он сам толкнул тысячи людей на пагубный путь…
Алексей Васильевич Воейков, в то время в чине полковника командовавший бригадой, писал Гавриилу Романовичу Державину: «Пепел и развалины московские навеки погребут славу и великость Наполеона. Московские и калужские крестьяне лучше испанцев защищали свои домы… Наступившая зима довершает их погибель, они ежедневно оставляют тысячи усталых, полунагих. Смоленская дорога покрыта на каждом шагу человеческими и лошадиными трупами… Одно провидение может спасти остатки французских войск. По всем известиям слышно, что и злой гений оскудевает в вымыслах». Письмо датировано 30 октября. Морозы ещё не наступили…
А в начале декабря генерал Дохтуров писал жене: «Мы его преследуем за границу… Осталась у него только малая часть гвардии, да и то в великом расстройстве. Бог наказал их за все неистовства и мерзости, деланные сими злодеями в Москве…
Во всякой деревне находим голодных и ободранных неприятелей без оружия, которые за счастье считают попасться в плен, что их кормить будут. Я ещё в жизни не видел ничего подобного. Я взял из жалости под Красным молодого итальянца. Он не ел несколько дней и, верно бы, замёрз, ежели бы бог не привёл меня на его счастье. Теперь он здоров и уже распевает… Приехав сюда, нашёл несколько сот пленных, кои сами пришли, в том числе восемнадцать офицеров. Я одного взял к себе, у него озноблены ноги и в прежалком положении, но Коришевский меня уверяет, что он выздоровеет. Ещё тут же взял немца с немкой, которые умирали также с голоду. Нельзя не сжалиться на их несчастное положение. Вот, душа моя, как неожидаемым образом кончается сия кампания к великой славе нашего оружия и патриотизма целой России…»
Вот когда он проявился, этот загадочный, этот всепрощающий русский характер, эта «всемирная отзывчивость» русской души…
Пройдёт сто лет. К вековому юбилею победы над Наполеоном в России выйдет трёхтомник «Французы в России. 1812 год по воспоминаниям современников-иностранцев». Среди многочисленных воспоминаний, интересных и не очень, есть и рассказы о сокровищах, похищенных в Москве.
Так, командир гвардейского стрелкового батальона Вионне де Маренгоне вспоминал, что «Наполеон велел забрать бриллианты, жемчуг, золото и серебро, которые были в церквях. Он велел даже снять позолоченный крест с купола Ивана Великого. Велел вывезти все трофеи Кремля. Ими нагрузили двадцать пять телег».
Другой наполеоновский офицер, Жюль де Кастеллан, утверждал, что французы «забрали и расплавили серебряную утварь из кремлевских церквей, пополнив этим кассу». А начальник артиллерии третьего резервного кавалерийского корпуса Гриуа свидетельствовал: «Все трофеи, которые вёз император из Москвы, его кареты, фургоны с золотом – всё было потеряно или разграблено казаками и даже нашими собственными солдатами, хотя я думаю, что очень немногие из них привезли свою добычу во Францию». Судя по всему, полковник Гриуа намеренно, а может быть, и случайно нарушил последовательность событий.