— Ну кого-кого, а тебя я никогда бы не назвал обычной. Да и… родителей твоих тоже. И как у вас было? Салаты, куча родственников и телевизор?
— Почти. Мамины подруги с работы приходили. Иногда с мужьями, иногда без. И потом до утра танцевали с перерывами на перекус. А мы с папой уходили с горки кататься, у нас у здания мэрии каждый год горку большую ставят.
— А сейчас хочешь, — внезапно перебивает Морозов, — на горку?
— Тут есть горки? Они еще открыты?
— Ну не совсем здесь, но на ВДНХ точно есть. И в новогоднюю ночь должны работать. А хочешь — пойдем на набережную, тут вообще десять минут пешком. Просто погуляем.
— А ВДНХ далеко? Я не была еще в той части города.
— Не очень. Быстро доедем. Сейчас пробок уже нет.
— Слушай, нет. — Показываю рукой на свое платье. — В этом точно на горки не полезу.
— Не проблема. Сейчас все будет!
Я даже не переспрашиваю. После «снегурочек» и «парней из ларца» не удивлюсь, если Морозов что-то придумал.
— Померь! — Он вытаскивает из шкафа что-то ядовито-зеленого цвета и бросает на диван.
— Это чье? — Рассматриваю лыжные штаны и куртку. — Зачем?
— Надевай давай. Это племянника, он частично свое барахло у нас держит, когда на доске прилетает кататься. Долгая история. Посмотри, подходит?
По глазам вижу: не надену сама — меня оденут.
Все подошло, даже великовато немного. Спать совершенно не хочется, а находиться наедине с Морозовым в закрытом пространстве в новогоднюю ночь чревато. Мы подошли к черте, но перешагнуть через нее я пока не готова. Так что, может, бугай и прав.
— Подходит. Насчет горки не уверена, но, может, просто погуляем?
— Воробьевы горы или на ВДНХ? В клуб ночной…
— Не поеду.
— Понял!
На улице шумно, но не так, конечно, как было на Красной площади. Ощущение, что сто лет прошло с тех пор, как мы там были, а не несколько часов.
— Поехали на ВДНХ? — предлагаю я.
Такси в новогоднюю ночь работают идеально, не ожидала, что машина приедет так быстро.
— Поехали!
Морозов одной рукой держит мобильный — кто-то позвонил, а другой обнимает меня.
— Слушай, а у вас так всегда было? Вы с папой по одну сторону, а мать — по другую? Просто странно как-то. Я такого не встречал.
— Тебе интересна наша семья? Зачем?
— Хочу понять тебя, — Морозов убирает в куртку телефон и усаживается поудобнее. — Но если тут тайны какие-то или тебе неловко…
— Нет никаких тайн. Но если бы ты знал, все как есть, то вряд ли бы приехал в Москву, надеясь вернуть меня обратно. Не знаю, что тебе наговорила мама, но все не так.
Глава 44
В лыжных штанах и куртке тепло и уютно. Вроде не для города одежда, но сейчас в ней так комфортно, что даже ночной мороз не слишком ощущается, скорее, слегка покалывает щеки. Не совсем привычно передвигаться в таком снаряжении, нет легкости и подвижности, но Саша утверждает, что нужно привыкнуть. Наверное, так и есть.
Мы гуляем с ним на ВДНХ, здесь полиции, кажется, не меньше, чем празднующих, но в целом все мирно. Время третий час, возможно, дебоширов уже забрали, или же они пошли отмечать в теплые квартиры, но людей все равно много. Особенно на катке. Недалеко от него соорудили большую хорошо освещенную горку, пожалуй, даже трассу, с которой сейчас с хохотом скатываются люди на огромных «ватрушках».
— Ты на тюбингах каталась, кстати?
— Каталась, конечно. Они только в моду входили, и маме кто-то на работе подарил. Мы с папой несколько зим катались. А ты?
— Ну-у… Было дело. Пошли.
Нести тюбинг нужно несколько лестничных пролетов вверх, Морозов честно тащит оба — и мой, и свой. Да, это не наша городская горка, где каждый во что горазд. И вверху, и внизу стоят молодые ребята, наши примерно ровесники, помогают правильно усесться на тюбинг и дают отмашку катиться вниз.
— Кто вперед? — спрашивает у нас парень, только что спустивший вниз двух подростков.
— Я, — тут же откликается Морозов. — Буду девушку свою снизу ловить.
И ведь правда поймал, не успел мой тюбинг остановиться. Ощущение от спуска только одно…
— Что? Еще?
— Еще?
Снова забег по лестнице. Снова спуск. Ощущения как в детстве, только рядом не папа.
— Ну как? Нравится? Тут, кстати, безопасно, да? — Бугай с легкостью поднимает над головой оба тюбинга, вытягивается. — У тебя глаза горят, яркие такие, — тихо произносит Морозов, разглядывая мое лицо. — Ты вообще необычная и красивая очень. Но строгая, — выдыхает он. — Очень строгая. И упрямая. И неуступчивая.
— Ребят, пройти дайте! — Мужской сердитый бас за спиной заставляет отодвинуться в сторону.
— Еще хочешь покататься? Или пойдем погуляем? Тут ничего так, но летом, конечно, красивее. Ты, кстати, не хочешь чаю горячего? Я видел, продается здесь недалеко.
Пить не хочется, а вот прогуляться по широким белым дорожкам — почему бы и нет. К тому же под музыку, которая доносится из динамиков, расположенных, видимо, повсюду, идти очень даже весело. Можно и побегать.
— Догоняй, Морозов!