Победитель турок

Приказали ему, не медля, лезть в дымоход и достать мешки. Даже лестницу взять не позволили, так и пришлось карабкаться, а чтобы старания его удвоить, они снизу копьями в зад его подкалывали. Бедняга Михал давно отвык по деревьям лазить, а уж на стены-то и вовсе никогда взбираться не доводилось, но теперь ни пощады, ни милости ожидать было нечего. Цепляясь зубами и ногтями, потел бедняга, но лез, а самого то в жар, то в холод кидало: ну, как соскользнет на подставленные снизу копья — похуже придется, чем на кол угодить! А солдаты знай себе веселились, на его старания глядя.

Покуда Михал отвязывал мешки, был он ни жив ни мертв, к тому же так вывозился в саже, что его и не узнать было. Все село потешалось над ним, и с той поры стали его Кишем-трубочистом звать. Мартон не желал, чтобы его постигла судьба Киша, потому принялся сооружать яму в величайшей тайне. Двое сыновей его на барщину пошли, другие два сына рано поутру луг перепахать отправились. Только он остался дома да жена, — оно и хорошо, сыновья ведь что: молодо-зелено.

Замыслил Мартон яму у самой стены заложить, углубить ее под дом, а потом сверху прикрыть сорняками либо копну соломы бросить. Но только приготовился он копать, как вдруг гостья явилась. Пришла соседка Бутькош, не к нему, к жене, — соли взаймы попросить, у них, мол, вся вышла; и как начала языком чесать, так, казалось, до вечера и не остановится. Мартон не желал приступать к работе, покуда в доме Бутькош; ведь она, словно в зад ей горящий трут вставлен, ни минуты на месте не посидит, во все дырки нос свой сует — все-то ей любопытно. А что, как взбредет ей в голову во двор заглянуть: чем это, мол, сосед занимается? Мартон решил подождать, покуда она уйдет, а прождав напрасно некоторое время, пошел к жене в сени.

— Гуси-то оголодали. Покормила бы! — сказал он жене, надеясь, что Бутькош спохватится и уйдет. Но та только обрадовалась, что так рано поутру Мартона увидела да к тому же в добром здравии, и принялась выкладывать ему самые свежие новости.

— У Пэтьке новорожденного собираются колдуном сделать, — таинственно сообщила она. — Под стол трижды его не клали. И первым делом кровью черного петуха напоили… Невестка моя слыхала от бабки-повитухи…

Однако Мартон не выказал никакого интереса к этой теме, и она тотчас перевела разговор на другое:

— А поп Якоб и впрямь с сатаной якшается. Всю ночь под окном приходского дома блуждающий огонек плясал… привидение, значит… Сельский караульщик сказывал. Оно и его-то самого прогнало, а потом как заорет: «Ты, дескать, близко не подходи, не то враз под землю угодишь…»

Поп Якоб? О нем Мартон охотно послушал бы, но не теперь, когда затеял яму копать. Яма-то сейчас поважней даже Якоба. Кто знает, что тут будет? А ну как вслед за попом солдаты придут и хитрость с ямой так и останется у него в голове… Мартон пробурчал, что поп да дьявол всегда друг от дружки поблизости держатся, но продолжать беседу с соседкой не захотел. И так как жена его, занявшись птицей, не возвращалась, гостья скоро ушла.

— Покарауль-ка, — сказал Мартон жене. — Пускай не забредает к нам всяк, кому не лень. Поработать спокойно не дадут человеку!

— А я на Саву было собралась с постирушкой.

— Успеется! Мое дело сейчас поважнее.

Он принялся рыть яму, но мысли его бродили вокруг попа Якоба… Впервые ему подумалось, что якшанье попа с дьяволом и его, Мартона, близко касается; вряд ли Якоб приехал сюда в тиши посиживать да отдыхать. Небось соберет гуситов и начнет их обращать — где словом добрым, а где и поджариванием на костре. Может, он магистра Балажа схватил уже да вместе с булкенским священником посадил… И как это они вчера на полдороге дело бросили?!

Он хотел к кому-нибудь пойти, переброситься хоть словом, но яма волновала его сейчас больше, чем самый ад; он собирался уж разбирать для проема основание стены, однако едва взялся за дело, как снова услышал чужой голос: кто-то здоровался с женой и спрашивал о нем. Неужто никогда покоя человеку не дадут?! Обозлился Мартон, бросил заступ наземь, и зашагал к калитке, готовый выместить злость на незваном госте. Но злые слова так и застряли у него в горле, когда он узнал докучливого посетителя. Это был староста, Мате Канди…

— Каким же добрым делом ты занят, а, Мартон? — спросил Канди в ответ на приветствие. Он стоял перед домом, за спиной его топтался посыльный сельской управы, но, как ни приглашала их жена Мартона, в дом они не зашли.

— Мы ведь не в гости сейчас, только по службе к вам наведались.

— Говори, староста Мате! — сказал Мартон, но радости в его голосе не чувствовалось. — Коли в силах, сделаем. Может, опять налог повысили?

Про себя он подумал, что старосту непременно подослал к нему сатанинский поп Якоб. Но чего тому попу от него надобно?

— Тут о духовном налоге речь. Отец Якоб, инквизитор, к нам прибыл и приказал всем к вечернему благовесту в церковь явиться. Говорить желает с народом…

Все это староста изложил строго, как старосте и подобает, а потом заговорил тише и доверительней: