Мы с Керком неспешно приблизились, я сделал успокаивающий жест — дескать, не власть, не бойтесь, такой же вольный пират, как и вы, поинтересовался:
— Они что, в самом деле все пастухи из горных аулов?
Один оглянулся, еще молодой, но уже бородатый, как Джон Руни-младший, в больших очках с дополненной реальностью, протянул мне руку.
— Збигнев Мюллер, — назвался он. — Вы коснулись больного места, о котором стараются не упоминать. Уже знаете, что половина из террористов выходцы из Западной Европы?
— Предполагал, — ответил я. — Это почти очевидно даже для диванных хомячков.
Он сказал невесело:
— В западном мире кризис веры. Без нее человек, как оказалось, не может. Хотя мало кто это осознает. И даже тот, кто гордо заявляет о своем атеизме, порой чувствует немалый дискомфорт в душе. Вера — важнейший стержень человека. Вот потому на атеистичном Западе все больше принимают ислам. Что опасно и тревожно. Результат перед глазами.
Керк сказал успокаивающе:
— По мировой статистике, ислам все же очень мирная религия. Есть там и радикальные течения, как и в христианстве, но девяносто процентов принимающих ислам в Европе выбирают традиционный, как религию мира и добра.
Збигнев смотрел на него набычившись.
— Это точные сведения?
— Абсолютно, — заверил Керк, — можете перепроверить по всем каналам.
Збигнев покачал головой.
— Вы сказали страшные вещи и сами не поняли, что брякнули. Сейчас в мире больше миллиарда мусульман. Из них примерно сто тысяч придерживаются экстремистских взглядов, готовы пополнять группы террористов. Но это сотая доля процента!.. Не процент, а сотая часть процента. Ясно?
Они помолчали, Керк пробормотал:
— Значит, из новопринявших в экстремисты идет не сотая доля процента, а сразу десять из каждой сотни?
— Вот-вот, — буркнул Збигнев. — Я всегда говорил, нам не страшен сам ислам, не страшны даже традиционные экстремисты с их традиционной защитой древних ценностей! Но вот эти новые, что пришли из Европы, Америки, России…
Керк сказал с неохотой:
— И что предлагаете?.. В пику начать пропаганду христианства? Это вызовет смех и падение правительств. Везде расценят, как стратегическое отступление по всем фронтам демократии и мультикультурной толерантности.
Он покосился на меня, но я скромно слушаю, а Збигнев проронил:
— Согласен, время христианства ушло. Ладно, не жалко, но ушли и его базовые ценности! А это чревато, но… что сделано, то сделано, пусть и по дури и спешке старающихся обогнать друг друга политиков.
— Пустоту заполняют даже в квартире, — сказал Керк, — а в душах заполнить ее еще важнее. Мы сами дали оружие исламу.
Збигнев вскинулся:
— Почему не запретят поставки во все исламские страны?
Керк поморщился.
— Говорю о другом оружии. Вы же сами сказали, мы выбросили христианские ценности из своих душ, а пустоту заполняет ислам своими. Вы готовы предложить другие?
Я посмотрел на него с уважением, под маской рядового функционера Министерства юстиции прячется очень неглупый человек и, главное, думающий не так, как положено говорить и даже вещать.
Збигнев невесело улыбнулся.
— Да, вот прямо сейчас и предложим. Еще покруче тех, над созданием которых Иисус ломал голову до тридцати лет, а Мухаммад вообще до сорока… С вашего разрешения я вернусь к съемке, а то, если начнется захват, могу что-то упустить…
Я напомнил:
— При захвате террористы взорвут яхту. С этим как думают выкручиваться?
— А если ничего не предпримем, — напомнил Збигнев, — сперва перебьют заложников на глазах у нас… точнее, под объективами камер, что намного хуже, а потом яхту с заложниками все равно взорвут. Им жизнь не дорога. Даже тем, кто ни в каких гурий не верит.
Керк сказал хмуро:
— А кто верит? Это наша пропаганда старается выставить террористов тупыми и невежественными. Декабристы и всякие остальные бомбисты не были религиозными фанатиками.
— Да уж, — согласился я, — когда террорист Федор Михайлович стоял на виселице на табуретке и с петлей на шее, он уже тогда не был тупым… Спасибо, ребята, это же так здорово, что я не один на свете такой умный!
Керк хотел было проводить меня дальше, но я указал на троих смишников, за ними нужен глаз да глаз, и он нехотя остался, а я сделал рожу кирпичом и пошел вдоль пирса в ту сторону, где под укрытием бронетранспортеров сосредоточились какие-то фигуры в защитных одеждах и с полностью закрытыми щитками лицами.
Навстречу быстро вышел человек, выглядящий как громила из фильма Гая Ричи, и с сильным британским акцентом спросил:
— А ты чего покинул пост?
— Что? Что я покинул? — сказал я.
Он понял мой английский так же плохо, как я его британский, и переспросил еще раз:
— Чего с поста ушел?
— Пост? — ответил я. — Какой пост?
Он немного задумался, посмотрел на меня внимательно и спросил:
— Ты здесь работаешь?
— Нет.
Тут у него округлились глаза и вытянулось лицо.
— А что ты тут делаешь?
— Ну это, гуляю, — ответил я.
В этот момент за его спиной появилось еще две мужские фигуры, один из них, скорее всего, был русским, судя по голосу.