Облепленный снегом, зелено-бледный, почти неузнаваемый добрел до стоявшего на отшибе обнесенного плетнем дома. Осторожно заглянул в окно и постучал пальцем по стеклу. За дверью послышался голос: "Кто там?"
- Дед Василий, отвори.
Дверь приоткрылась, высунулась седая голова. Уставилась на пришельца с недоумением, пошевеливая бровями, стараясь сообразить, кто пожаловал.
- Да я же это, я... - просипел Багров.
- Мишка?! - ошеломленно вскрикнул дед. - Откудова тебя черт нанес?..
- Ш-ш... один ты?
- Кому у меня быть?
Уединенно жил старик, держал пасеку. Ходили к нему только за медом, который он предпочитал выменивать на продукты, чтобы не таскаться самому в город: ноги донимали. А последние дни визитеров не случилось, и некому было доложить деду Василию о городских новостях.
- Чего не пускаешь? - беспокойно заозирался Багров; тело его рвалось в тепло и укромность.
- Снег стряси.
Нежданный гость снял шапку, хлопнул о колено, криво надел и чуть как бы пошатнулся. Спиртным, однако, не пахло, дед Василий в свои без малого девяносто лет сохранил и безошибочное обоняние, и зоркость. Он взял веник, сам обмел Багрова от плеч до валенок.
- Теперь заходь.
И, запирая за ним, тоже внимательно осмотрел округу. Багров рухнул на табуретку у теплой печи, закрыл глаза. Дошел!
- Дошел, видать, до ручки, - пробурчал дед Василий. - Сымай тулуп, Михайло.
Тот кое-как расстегнулся, стащил полушубок, дед бросил его на лежанку сушиться. Шапку, дивясь дорогому меху, уважительно повесил на гвоздь. Потом оглядел небогатое свое стариковское хозяйство, достал растоптанные бахилы:
- Обутку смени.
- Не могу, потом. Картошкой пахнет... - запекшимися губами выговорил Багров.
- Картошка с голодухи - вред один. Меду тебе надо, мед силу даст. Спасибо, чайник горячий, - он старательно задернул занавеску на окне, к которому приставлен был стол.
Долго и жадно ел Багров хлеб с медом, запивал чаем. Оживал. Хозяин счел, что пора и поговорить.
- Сколь же ты не досидел, Михайло?
- По амнистии, дед.
- Ты это... не загибай! Думаешь, я по старости сдурел вконец?
- А не сдурел, так не спрашивай.
- А ежели мне интересно?
- Ишь ты, ему интересно! - язвительно скривился Багров.
- Дерзить не смей! А то вот тебе Бог - а вот порог! - Дед Василий распрямился; даже и теперь еще проступали в нем прежняя стать и размах.
- Так-таки и выгонишь? Савельева внука?
- Только ради светлой памяти, - помолчав, сказал дед и перекрестился. Слава Господу, Савелий не дожил!
- Слушай, мне от тебя ничего не нужно. Может, переночую - и прощай. Вот только... выпить бы малость.
- Выпить нету, - решительно ответил хозяин.
- Врешь. Держишь небось для зятьев.
- А хоть бы и держал! Водки не дам! Ты через нее и сгинул!
Невдалеке забрехала собака, дед Василий озабоченно приник к занавеске, проследил за кем-то, обернулся к обмякшему за столом Багрову:
- А скажи на милость, за каким шутом ко мне-то пожаловал? То годов пятнадцать глаз не казал, а то на тебе - явился!
- Прикажешь к Матвею идти? Или к Андрюшке Зубатому? Там меня враз и прихлопнут.
- Все одно поймают, Михайло. Куда денешься?
- Потом пусть ловят, - равнодушно уронил тот.
- Пото-ом?..
Косматые брови взлетели, собрав лоб в глубокие морщины, затем поползли вниз, нависли по бокам ястребиного носа.
- Чевой-то ты задумал? А? - грозно приступил дед к гостю.
Но уже не те были годы, когда Мишку устрашал закадычный Савельев друг.
- Дело есть, - твердо и тяжело легли его слова поверх стариковского окрика. - Что-то жарко у тебя, - попробовал отвлечь разговор в сторону.
Дед сел против него.
- Это от меду. Сколько ден не емши-то?
- Двое суток.
- Ох, Михайло, натворишь ты беды! Ведь чисто зверем смотришь!
- Я сейчас зверь и есть... Зверь за добычей, а за зверем - охотники.
- Ну, вот чего: отвечай по чистой совести - какое твое намерение?
По совести Багров ответить не мог. Но старик был пока очень нужен. И подспудно где-то, на дне сердечном - было перед ним немного стыдно. Потому ответ прозвучал без вызова, по-родственному:
- Слушай, дед, я много куролесил, верно. Однако не подличал. Ты за мной какую подлость помнишь?
- Еще бы не хватало!
- Так вот те крест - мое дело справедливое.
- Будто ты в Бога веруешь!
- Тогда памятью Савелия Багрова клянусь! - поднялся торжественно.
Встал и дед Василий.
- Гляди, Михайло, не бери греха на душу!
Багров пошел к лавке, повалился на нее:
- Стемнеет - разбудишь.
Хозяин зашаркал к окну. Снег перемежился, но тучи висели серым пологом.
- По такой погоде часов с пяти смеркаться уж начнет, - сообщил он.
Багров не откликнулся - спал.
* * *
Снег перемежился. В поле зрения появился дворник с широченной лопатой; послышался характерный скребущий звук. Томин стоял у отворенной форточки и прихлебывал жидкий и слишком сладкий кофе, который налил ему из своего термоса дежурный (извинившись, что некрепкий и пересахаренный: и то и другое "из-за сердца").
Еловские стражи порядка, "заведенные" Томиным, теперь уже сами себя подхлестывали и делали все как надо. Период чесания в затылке миновал. Но на долю Томина оставалось кое-что, чего он не мог никому передоверить.