Побег

Он оглядел стопку учебников на этажерке:

- Вы кончили школу?

- Да, готовлюсь в институт.

- В какой?

- В юридический. Советуете?

- Вам - нет.

- Это почему же?

- Выдержки ни на грош. Терпения, по-моему, того меньше. И сдается, маловато человеколюбия. Впрочем, вы ведь не всерьез - про юридический.

- Человеколюбие?.. Представляю, какой вы гуманный! Войди отец сейчас в эту дверь - ему от вас будет одно: "Руки вверх!"

- А он может войти, Катя?

Та замерла, боязливо покосилась на дверь, на Томина:

- Не пугайте меня зря!

- Может, и не зря.

- Как?! - ужаснулась девушка. - Он... пробирается в Еловск?.. Господи! Не хватает, чтобы его тут ловили... вели по улицам... руки за спину...

- Наверняка еще неизвестно, Катя. Потому я и хотел кое о чем спросить Майю Петровну.

- Ради Бога, не трогайте маму! Мама и так извелась! Я вам на все отвечу.

- Н-нет, есть вопросы, которые я могу задать только ей лично... - Томин взглянул на часы. - Мне надо идти. Сумею - загляну попозже. Нет - пусть мама непременно позвонит в милицию завтра с утра.

Уже у выхода обернулся:

- А если все-таки неровен час... не прячьте на чердаке или в подвале. Боюсь, у вашего отца скверное настроение. Он опасен.

Взвинченная, переполошенная, слушала она, как поскрипывали ступеньки под ногами Томина. Что значит опасен?.. Все Багровы по-своему опасны, мелькнула задиристая мысль, и Катя посмотрелась в зеркало, проверяя, насколько она сама опасна.

Томин неплотно затворил дверь - оттого и ступеньки были слышны, и в щель дуло. Опасен... Что он имел в виду? Когда это говорит старший инспектор МУРа (титул из удостоверения), то... Притягивая дверь за ручку и накидывая крючок, Катя вдруг ощутила холодок внизу живота и задвинула засов, которым пользовались лишь в ночное время.

Ну где же мама? Уже и стемнеет скоро. Почему не возвращается, как обещала? По детской привычке сунулась к окну. Раньше она вот так нетерпеливо ждала отца... Господи, как жизнь могла быть прекрасна, если б он не пил!

* * *

Шахиня выговорилась, и Сергеева с Багровой поставили на ней жирный крест, не поколебав взаимного доверия и дружбы.

Теперь речь шла о Майе Петровне.

- Мучительней всего неизвестность, - признавалась она. - То представляется, что в сугробе замерз... то крадется где-то задами, будто вор... И все гадаю - дойдет или не дойдет.

- Куда, Майя?

- Домой, наверное.

Сергеева поразилась:

- Но домой же бессмысленно! На что он может здесь рассчитывать?

- Михаил не привык особенно рассуждать. Да и куда ему еще?

- И что ты будешь делать, если действительно?..

Та устало вздохнула:

- А что можно поделать? Только ждать.

- Маечка, эта слепая любовь тебя погубит!

- Ой, Лена, насмешила! - слабо улыбнулась Багрова. - Какая слепая любовь? Моей слепой любви хватило года на два от силы. Потом была зрячая... А там и она пошла на убыль...

У Сергеевой в горле застрял комок. До чего судьба несправедлива! Даже неловко за свое счастье и безоблачный мир в семье.

- Майя, - тихо произнесла она, когда вернулся голос, - я бы никогда не стала спрашивать, но ты сама заговорила. Я смутно слышала о Загорском...

- Да... был Загорский, Лена. Все, кроме печати в паспорте.

- Но почему же...

- Почему променяла? - докончила за нее Maйя Петровна. - Ах, Лена, повеселела она, - надо было видеть Михаила тогда, девятнадцать лет назад! Ты застала уже ошметки прежнего человека. Он был совершенно из Мамина-Сибиряка: такая стихийная сила, размах, удаль! Кого я раньше видела? Чистеньких мальчиков из приличных семей. А Михаил... нет, ты не можешь представить...

- Но Семен Григорьевич - не мальчик.

- Да, согласна. Умный, благородный тактичный... Обаятельный... Однако потускнел он рядом с Михаилом Багровым. Прикинь, Лена, сколько мне было. А Миша так неистово добивался... - она развела руками, - невозможно было устоять!

- Но когда первый угар прошел, когда ты взглянула трезво...

- Да ведь не сразу же, Лена. Понемножку-потихоньку утекало и не возвращалось... Он не напивался до беспамятства, но как-то шалел и вылезало что-то... свинское... А протрезвится - и снова Илья Муромец.

- А... Загорский не был причиной, что Михаил начал пить?

- Да что ты! Полгорода родственников и свойственников. Свадьбы, поминки, крестины, именины - и везде Михаил душа общества, везде "пей до дна, пей до дна"... И нахваливают: "Ох, молодец! Ох, силен мужик!" Единственное было спасение - уехать. Сколько раз звала! Не мог оторваться от родового гнезда... Оскорблялся за своих: не любишь, мол, брезгуешь... А во мне тоже дурацкий гонор играл - не хотела подлаживаться: грибы солить, капусту квасить. Да и Семен... Григорьевич был рядом, не хотела я на его глазах обабиться.

- И почему не уехал? Все бы стало проще!