Побег из Содома

Налив себе ещё, она отхлебнула из бокала, удовлетворённо выдохнула и продолжила трапезу. Люба смотрела на неё с ужасом. Уже через пару минут глаза старшей сестры сделались пустыми и безжизненными, она громко икнула, бессильно откинулась на койке и с трудом проговорила:

– Всё безразлично! Мне всё безразлично… Жизнь, смерть, без разницы, только спать хочется… Сидеть не могу, – едва слышно проговорила она и стала валиться навзничь. Надя попыталась поддержать сестру за руки, чтобы уложить её.

– Люба, иди, помоги, – позвала она, и наконец вдвоём они закинули ноги Веры на койку.

– Прости, Надька, я просто хотела выйти замуж, и всё, – едва слышно роняла слова Вера. – Думала, что в гетто будут нормальные женихи… Я знаю – я слабое звено, – продолжила она, поднимая мутные глаза к потолку. – И ты это знала, даже Любка, и та догадывалась…

– Вера, милая, пожалуйста, не надо так! – взмолилась Надя.

В эту минуту перед ней был не её вечный оппонент, а бедная сестра, совершившая очередную глупость.

– Милая, всё кончено! Мы обречены…

Слабым голосом проговорила Вера и, обессиленная, потеряла сознание.

– Так, Люба, делай то, что я скажу! – громко скомандовала Надя. – Еда чем-то отравлена, её есть нельзя. Унитаз и раковина, похоже, в слепой зоне, камера смотрит из угла. Повернись спиной и делай вид, что ешь, но ничего не глотай, размажь еду по тарелке, и всё. Будем надеяться, что они не смотрят на нас внимательно.

Любочка стала старательно изображать, что ест, полными ужаса глазами смотря на лежащую без сознания Веру.

– Хорошо, Люба! Теперь, если хочешь пить, попей из крана, и живо в койку! Я уже попила.

Люба метнулась к раковине и, подставив рот под струю воды, стала быстро пить, давясь и захлёбываясь. Надя тоже сделала вид, что поела и, пошатываясь, отошла от стола.

– Отлично, теперь ложись, кое-как накрывайся и лежи, не двигайся, как Вера. Быстрее, они уже идут!

Надя и Люба легли и замерли на кроватях, не снимая обуви, как будто застигнутые врасплох, с раскинутыми в разные стороны руками, в то время как медленные шаркающие шаги приближались к их камере.

– Вот и прекрасно, мои овечки!

Старый надзиратель осмотрел лежащих в нелепых позах сестёр.

– Одним махом вырубило!

Он вынул подушку из-под ботинок Веры и засунул ей под голову.

– Завтра на аукционе будете тише воды ниже травы! – сказал он, улыбаясь и забирая поднос.

35 Аукцион

– А наши торги продолжаются, и я имею честь представить вам следующий, совершенно уникальный лот! – пафосно провозгласил седовласый аукционист в красном кителе, шитом золотом. Он стоял за изящной кафедрой, и его холёное лицо излучало уверенность и оптимизм.

Сёстры стояли посреди помоста, чуть возвышавшегося над залом, скованные одной цепью. Они были одеты в длинные, тонкие и прозрачные туники без рукавов, которые почти ничего не скрывали, и смотрели в пол равнодушными глазами, как и все остальные жертвы аукциона.

– Благородные дамы и сиятельные господа! – продолжил аукционист после паузы. – Перед вами три удивительные, белокожие, единокровные сестры. Гордые и прекрасные, непреклонные и образованные. Будучи носительницами древних, почти исчезнувших верований, они сохранили свою первозданную чистоту для участников этого аукциона! – торжественно произнёс он.

Негромкий шёпот восхищения пробежал по залу, когда покупатели смогли разглядеть сестёр.

– Продаются впервые. Вы можете купить их всех вместе или каждую по отдельности! Стартовая цена: 30 унций золота за троих. 30 унций, дамы и господа! Кто больше?

– Имейте в виду, содомские псы! Мы не будем играть в ваши грязные игры, что бы вы с нами ни сделали. Вы прокляты, как и всё ваше радужное общество! – резко и зло выкрикнула Надя, неожиданно подняв голову и сверкнув глазами.

Её голос заставил всех вздрогнуть.

– Когда жалкое меньшинство издевается над всеми остальными – это не толерантность, это обычная диктатура! Диктатура содомитов!

Ропот возмущения пробежал по залу. Покупатели начали шептаться и переглядываться.

– Почему их не накормили «Сониксом»? Это возмутительно! Они что, так и будут комментировать торги?

– Вся ваша толерантность – это сказка для наивных простаков. В вашем мире свобода слова, убеждений и собраний существует лишь для вас, проклятые извращенцы! А для нормальных людей и их детей – только это! Цепи рабства!

Голос Нади бил наотмашь, как удары хлыста.

– Неправда! Мы люди! Такие же, как вы! У нас тоже есть права! – раздался тонкий надтреснутый фальцет из глубины зала.

– Вы хотели сократить поголовье, разрушив институт семьи? Ну что ж, радуйтесь! У вас всё получилось! Если бы бойцы Халифата сошлись с вами в честном бою, они вырезали бы всё ваше радужное стадо за пару дней! – прокричала Надя.

Всё, что накопилось у неё за годы унижений и издевательств, она спешила вложить в свою речь, понимая, что долго говорить ей не дадут.

– Да чего вы смотрите! Охрана! Сделайте с ними что-нибудь! – опомнился ведущий.

– Все вы прокляты, потому что попрали само понятие нормы, объявив все ваши извращения «особенностями»!