За дорожками стояла узкая деревянная скамья, на которую пинбой мог запрыгнуть, подтянуть ноги и надеяться, что его не заденет, когда шар врежется в кегли и разбросает их. Две дорожки бок о бок. Прыжок через небольшую разделительную стенку, сунуть кегли в отверстия, прыжок обратно, бросить шар игрокам, расставить кегли, запрыгнуть на скамью – и снова.
Тяжёлая работа.
Рискованная.
Опасная.
Игроки накачивались пивом и бросали шары всё сильнее и сильнее, стараясь попасть в пинбоя до того, как тот отскочит.
Тяжёлые шары катились быстро. Тяжёлые кегли летали, точно готовые разорваться бомбы. Одного удара хватает, чтобы потерять сознание.
Но жаловаться нельзя. А если ещё и игроки заметят недовольство, можно забыть о чаевых.
Одиннадцать центов за игру. Две дорожки. Десять человек, три игры на каждого. Тридцать игр за вечер. Тридцать раз по одиннадцать – больше трёх долларов. Три доллара и тридцать центов за одну ночь опасной работы.
Плюс чаевые.
Может, пять долларов за вечер, если сложить чаевые с остальными пинбоями и разделить поровну. Но только если не жаловаться. Он носил с собой старую кеглю, когда шёл из боулинга в свой подвал, чтобы никто не посмел отобрать деньги. Достаточно было пригрозить кеглей. Однажды ему пришлось ударить ею парня по имени Кенни – широкий размах, отличный пронос[58]
– и Кенни упал как подкошенный. После этого на мальчика никто не нападал, и он растворялся в переулках с получкой и чаевыми в кармане и старой кеглей в руке, но всё равно носил её с собой просто на всякий случай.Но настал день, когда мальчик оказался недостаточно быстр, а игроки были слишком пьяны. Смеялись над ним. Он обслужил дорожку слева, потом дорожку справа и нагнулся, чтобы поднять кегли, когда пьяный игрок со всей силы бросил шар, стараясь попасть в него.
По правде говоря, мальчик почти успел. Почти успел выпрыгнуть из ямы, но… не совсем.
Он увернулся от разлетающихся во все стороны кеглей, но шар зацепил его левую голень, как раз когда он запрыгивал на скамью. Было больно, но вроде бы не слишком. Ему не нравилось то, что его застали врасплох, хотя он был на чеку всё время. Шар всего лишь зацепил его ногу, хотя мог и сломать её, врезаться ему в голову – тогда ему точно пришёл бы конец. Такое тоже бывало. Парню по имени Курт попали шаром в голову. Это его не убило до конца, но он больше никогда не мог ни ходить, ни говорить. Наверное, смерть была бы лучше.
А Гэри, можно сказать, повезло, он был в порядке – не считая краткой вспышки боли – и смог доработать ночь. Его поддерживала мысль, что когда он вырастет, то найдёт гада, который бросил в него шар, и выбьет из него всю дурь. После этого он начал хромать, не сильно, но заметно, и когда работал допоздна, то уставал, и нога болела.
Перед входом в библиотеку было три ступеньки. Когда он поднимался по ним после этого случая, нога начала побаливать. Когда дошёл до стойки, нога уже неприятно ныла. Поэтому он взял журнал про охоту и сел за дубовый стол.
Не прошло и трёх, даже двух минут, как он начал разглядывать рисунок, на котором мужчина стрелял из лука в нападающего медведя – всё не так, как на самом деле, – и почувствовал, что за ним кто-то стоит.
Он поднял глаза и увидел библиотекаря.
Она стояла и улыбалась ему.
Тёплой улыбкой.
И всё же она была взрослой, и она обратила на него внимание.
Мальчик ждал, что она скажет ему уходить. Просто выметаться – таким, как он, здесь не место. Прекратит улыбаться и выставит его.
– Я могу вам помочь?
Так и сказала: «Я могу вам помочь?»
Он посмотрел на неё. Отвёл глаза. Опустил взгляд на деревянную столешницу. Прямая. Из цельного дуба. Небольшая канавка – кто-то поцарапал её чем-то острым. Глупый поступок. Мальчик вздохнул и подумал: «Можете ли вы мне помочь? Господи, леди, вы бы только знали»…
Он покачал головой, промямлил что-то о том, что зашёл погреться. Это помогало – вроде бы помогало – избежать проблем со взрослыми. Взрослые ожидают, что дети именно так и будут себя вести. Стесняться, смотреть в пол, мямлить про холод снаружи. «Зачем я сел за стол? – думал он. – Сел за стол, как будто хочу здесь остаться, и вот меня поймали. Пора идти. Сколько шагов до двери? Четыре, пять, маленькая лестница – и выскочить прочь». Прочь. Не возвращаться. Не теперь, когда она заметила его, заговорила с ним.
Но ноги не двигались, всё тело отказывалось двигаться. Он смотрел в стол. Ждал. Ждал, когда она скажет «убирайся».
Он бросил короткий взгляд на неё и удивился: библиотекарь всё ещё улыбалась. Тёплой улыбкой.
– Я могу вам помочь?
Мягкий голос. Как будто тоже улыбается. Спрашивает. Не предлагает убираться. Предлагает помочь.
Он снова покачал головой и промямлил, что зашёл погреться.
– Нет, всё нормально.
На самом деле у него никогда ничего не было нормально. Иногда чуть нормальнее, чем обычно, но нормально никогда не бывало. Никогда.
– Вам нужен читательский билет?
Вот она: уловка. Приманка. Добрые взрослые всегда говорили с подоплёкой, как будто пытались чего-то добиться.
Он снова посмотрел на библиотекаря. Она всё ещё улыбалась, но теперь он понял: она хотела чего-то.