Побег в леса. История мальчика, который выжил

В библиотеке, наверное, было тепло.

А снаружи холодрыга.

И у него было свободное время до охоты по барам, так что почему бы и не библиотека?

Он удивился, что никогда раньше не бывал здесь внутри. Может, потому, что библиотека слишком похожа на школу. Или на ловушку, где его зажмут в угол, и он не выберется, потому что там только одна дверь.

Но было дико холодно.

А свет из окон библиотеки выглядел тёплым.

Очень тёплым.

Он подошёл к двери, открыл её и вошёл.

Совсем не то, чего он ожидал. Ярко, тихо, пахло деревом и книгами и немного цветами – чей-то парфюм или лосьон.

Пахло добротой.

И было тепло.

Господи, как тепло. Так тепло, что холод, пропитавший куртку, врезался в тело. Мальчик расстегнул куртку и впустил тепло, прогнавшее холод.

Затем огляделся и с лёгкой дрожью осознал, что ближайшие столики были заняты пожилыми дамами. Их было восемь или десять. Очень пожилых, даже старых. Некоторым, должно быть, под восемьдесят. Вот откуда пахло – от дам с волосами голубого оттенка[55], в очках и старых платьях. Они сидели за столами, превращая клубки шерсти в свитера, шарфы или варежки, и лосьоном пахло от них. Нежный и добрый аромат, так может пахнуть от бабушки. Он любил свою бабушку, она была самой лучшей взрослой и тоже пахла лосьоном. Маленьким он какое-то время жил с ней целое лето во время войны. Она делала ему яблочные пироги, растирала колени, когда те ныли по ночам, обнимала его, когда он плакал и скучал по матери, которая работала на заводе в Чикаго. Потом его отослали к матери, а бабушка поехала на север, работать поваром для дорожной бригады.

Он больше не плакал. Он перестал плакать в Маниле, потому что ничего из того, что происходило с ним, не было так плохо, как то, что происходило с детьми и женщинами, которых там ставили к стенке. Даже когда он прятался под кухонным столом от пьяной до безумия матери, пытающейся полоснуть его мясницким ножом. Она тогда не понимала, что делает, а его даже не задело. Он двигался очень быстро, прячась за ножками стола и стульев. Её нож звенел, задевая о блестящие ножки. Ему это ни капли не понравилось, но это всё же не было и вполовину так плохо, как огнемёт у стены, и он перестал плакать. К тому же у него были ножки стула, и с тех пор он не мог без благодарности смотреть на кухонную мебель с блестящими ножками. У людей в Маниле не было ножек стула, только злые взрослые и огонь.

Мальчик пошёл в сторону от двери, но недалеко, на случай, если придётся бежать. Он зашёл согреться, пропитаться теплом, прежде чем пойдёт работать в барах.

Он хотел только согреться. Отошёл от двери и прислонился к стене. Попытался выглядеть естественно, пока впитывал тепло.

Но при этом он оказался ближе к старым дамам и через несколько секунд заметил, что те переговариваются тихим шёпотом.

Сначала он не разбирал слов.

Только звук, почти музыку, похожую на колыбельную, которую ему пела бабушка, когда он жил с ней и её больные суставы не давали ему уснуть. Её нежный мелодичный голос, мурлыкание. И, как тогда, когда бабушка пела для него, он прислонился к стене и дал звуку окутать себя. И это принесло ему больше тепла, точно накрыло одеялом.

Он закрыл глаза и думал о доме Эди и Сига. У него никогда не было дома. Он где-то жил. Потом снова где-то жил. Но эти места не были домом. А он хотел, чтобы было иначе, чтобы у него был дом. Где его кто-нибудь бы ждал. Хоть бы и старые дамы за столами.

От тепла и света он растаял и даже начал различать слова. Не просто музыкальный шёпот старушек, а настоящие слова. Они говорили о своих мужьях, которые покинули их – никогда не «умерли», только «покинули» – и детях, которые переехали. Мужья покинули их, дети выросли, все остальные занялись чем-то ещё, и старушки остались одни.

И теперь они приходили в библиотеку посидеть и рассказать друг другу свои истории мягкими голосами в окружении золотого света, потому что было холодно, по-северному убийственно холодно, а старушкам было не по карману держать отопление включённым весь день и вечер.

Топливо для обогревателей было слишком дорогим, поэтому они выключали отопление, чтобы сэкономить хоть немного пенсии и позволить себе мясо два раза в неделю. Но от холода их тела начинали ныть и болеть, поэтому старушки приходили в тёплую библиотеку, сидели, говорили, вязали шарфы и варежки для детей, которые переехали. Они выключали отопление и жили воспоминаниями в библиотеке.

Хотя он не мог больше плакать, его глаза болели от рассказов добрых мягких старушек, у которых остались только воспоминания. Они не жаловались, никогда не говорили плохого даже про топливные компании.

В тот первый раз, когда мальчик стоял у дверей и слушал мелодичные разговоры старушек, он вышел за пределы себя. Обычно ему приходилось всё время думать о своих делах, о том, чем перебиться. Жить. Как ему жить. Где достать еду, деньги, когда двигаться, как оставаться в безопасности.