Побочное действие

В десятке метров впереди мерцали отблесками света звериные глаза, и даже сквозь отдалённое пыхтение генератора чудилось глухое ворчание. Чудилось? На затылке дыбились склеенные потом волосы, совсем как шерсть на собачьем загривке, а палец уже вдавливал спусковой крючок – медленно, но всё сильнее. Реши пёс напасть – придётся стрелять, на иное силы не хватит, – Мэл почти шипела, как кошка, обнаружившая себя перед исконным врагом и его хозяевами. Но враг, мощный и гладкий силуэт которого выхватывали привыкшие к темноте глаза, почему-то медлил, даже не лаял. Будто помнил: эта кошка совсем недавно почти свободно ходила внутри обозначенного забором периметра, и её, кажется, даже не велели рвать.

Под бешеный грохот пульса в ушах Мэл чуть было не выстрелила, когда псина явственно напряглась, издав глухой рявк. На мгновение мускулистое тело подалось вперёд, будто давая возможность в просочившейся сквозь забор полоске света разглядеть воплощение животной силы. Тварь той породы, которой в невероятно древние времена на арене травили подневольных бойцов, чья кровь служила развлечением для праздной толпы. И, кажется, тот самый пёс, что когда-то очень давно играл с человеческой костью.

Мэл едва протолкнула колючий комок в горле, когда собака отвернулась и одним прыжком исчезла в темноте. Временная отсрочка? Оставалось прижаться к забору спиной, чтобы избежать атаки сзади, и передвигаться боком, без перерыва вертя головой и пытаясь что-то разглядеть за клубами пальмово-древесных зарослей. Там, где темнота выедала глаза, откуда веяло неясной… тревогой? Угрозой, злобой и ненавистью, впрочем, разве можно ориентироваться на то, что и так вечно кружит в воздухе? Пираты тоже ненавидели, всю свою здешнюю жизнь, истекая потом, подыхая от пуль и заразы. Ненависть спереди и позади. Ненависть сразу за провалом в ребристой стене, жадная дрожь и ужас с металлическим привкусом слизи и крови из разбитых губ.

Мэл нырнула в дыру, что острыми загнутыми краями щерилась во все стороны. Судорожно глотая свою и чужую панику, распласталась в траве, чувствуя себя бабочкой на раскрытой ладони, которую вот-вот раздавят в сжатом кулаке. Или метко пришпилят к земле одним-единственным выстрелом со второго, меньшего по размеру, помоста у самого выезда на дорогу, – только почему там так тихо? Не слышно шагов по настилу. Ни скрипа, ни потрескивания, ни глухого мерного стука с перерывами на остановки и наблюдение. Ни биения сердца – только под навесом у пристройки к штабу всё так же механически ворчал генератор. И еле слышное движение сонного воздуха густо несло над самой землёй острый дух свежей крови. Много, много крови – даже в глотке запершило, пока бродячий ветерок не сдул запах в сторону и не вернул в своём кружении истошный женский вопль.

– Нет! Пусти! Не… – Крик заткнули оплеухой, но Мэл уже определила цель. В пустых проёмах пристройки к штабу прыгали чадные светотени, будто на открытом огне плясал уродливый чёрный демон, явившийся на свет, чтобы надругаться, раздавить и замучить любую жертву, до которой сумеет добраться. А Мэл, вместо того чтобы бежать, неестественно тянулась к этому страшному свету. Каждый шаг отзывался в согнутой спине электрическим пробоем, боль вышибала дыхание.

Дышать вообще-то лучше бы ровнее, чтобы прояснилось в голове, но получалось плохо. Выдох. В проёме отсутствовала дверь, как в доброй половине здешних построек, взгляд мимоходом зацепился за стол и примитивную лампу с огнём под закопчённым стеклом. Вдох. На фоне рыжей стены рисовалась стоящая на коленях плечистая фигура, дочерна загорелая кожа лоснилась от пота. За фигурой угадывался матрас, прямо на грязном полу. Девушку бросили туда лицом вниз, и она только сучила по обтрёпанному краю босыми ногами. На светлой коже – ссадины и кровоподтёки, кажется, бесчисленное множество.

Мэл чуть было не захлестнуло гневом, настоящей волной, до помутнения взгляда и рассудка. Вдобавок заложило уши; пальцы левой руки сдавили цевьё, а затыльник складного приклада оказался прижатым к телу локтем правой. Выдох. Запоздалый, прерывистыми всплесками – почти так же оружие коротко забилось, выплёвывая пули в широкую голую спину.

Пират завалился ничком, прямо на беспомощную жертву под её задавленный вскрик, открыв своего озабоченного дружка. Тот тоже стоял на коленях в изголовье у девушки, с грудью, крест-накрест перечёркнутой двумя лентами с красными патронами к дробовику, зато со спущенными штанами. Пялясь вперёд бессмысленно и пьяно, он изгибался в неудобной позе и непрерывно шарил по полу рядом с собой. Глядя почему-то на широкий рот, что постоянно кривился без звука, Мэл успела уловить слово «ведьма», прежде чем снова спустила курок.